Понедельник, 09 октября 2023 19:30

Гомер. Одиссея. Песнь 11-я (с иллюстрациями). Перевод В. Жуковского



 Краткое содержание Песни Одиннадцатой, составленное В. Жуковским:

Одиссей   продолжает  рассказывать  свои  приключения.  Северный  ветер приносит  корабль  его  к  берегам  киммериян, где поток Океана ввергается в море;  совершив  жертву  теням,  Одиссей призывает их. Явление Ельпенора; он требует   погребения.   Тень   Одиссеевой  матери.  Явление  Тиресия  и  его предсказания.  Беседа  Одиссея  с  тенью матери. Тени древних жен выходят из Эреба  и  рассказывают  о  судьбе  своей  Одиссею.  Он  хочет  прервать свою повесть,  но  Алкиной  требует,  чтобы  он  ее кончил, и Одиссей продолжает. Явление  Агамемнона,  Ахиллеса  с  Патроклом,  Антилохом  и  Аяксом. Видение судящего  Миноса,  звероловствующего Ориона, казней Тития, Тантала и Сизифа, грозного  Гераклова  образа.  Внезапный страх побуждает Одиссея возвратиться на корабль; и он плывет обратно по течению вод Океана. 

 

            К морю и к ждавшему нас на песке кораблю собралися

            Все мы и, сдвинувши черный корабль на священные воды,

            Мачту на нем утвердили и к ней паруса привязали.

            Взявши барана и овцу с собой, на корабль совокупно

[5]     Все мы взошли, сокрушенные горем, лиющие слезы.

            Был нам по темным волнам провожатым надежным попутный

            Ветер, пловцам благовеющий друг, парусов надуватель,

            Послан приветноречивою, светлокудрявой богиней;

            Все корабельные снасти порядком убрав, мы спокойно

[10]    Плыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру.

            Были весь день паруса путеводным дыханием полны.

            Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.

            Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана;

            Там киммериян печальная область, покрытая вечно

[15]    Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет

            Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль

            Он покидает, всходя на звездами обильное небо,

            С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;

            Ночь безотрадная там искони окружает живущих.


[20]    Судно, прибыв, на песок мы встащили; барана и овцу

            Взяли с собой и пошли по течению вод Океана

            Берегом к месту, которое мне указала Цирцея.

            Дав Перимеду держать с Еврилохом зверей, обреченных

            В жертву, я меч обнажил медноострый и, им ископавши

[25]    Яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,

            Три совершил возлияния мертвым, мной призванным вместе:

            Первое смесью медвяной, второе вином благовонным,

            Третье водой и, мукою ячменною все пересыпав,

            Дал обещанье безжизненно-веющим теням усопших:

[30]    В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву

            Им принести и в зажженный костер драгоценностей много

            Бросить; Тиресия ж более прочих уважить, особо

            Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.

            Дав обещанье такое и сделав воззвание к мертвым,

[35]    Сам я барана и овцу над ямой глубокой зарезал;

            Черная кровь полилася в нее, и слетелись толпою

            Души усопших, из темныя бездны Эреба поднявшись:

            Души невест, малоопытных юношей, опытных старцев,

            Дев молодых, о утрате недолгия жизни скорбящих,

[40]    Бранных мужей, медноострым копьем пораженных смертельно

            В битве и брони, обрызганной кровью, еще не сложивших.

            Все они, вылетев вместе бесчисленным роем из ямы,

            Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным.

            Кликнув товарищей, им повелел я с овцы и с барана,

[45]    Острой зарезанных медью, лежавших в крови перед нами,

            Кожу содрать и, огню их предавши, призвать громогласно

            Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону.

            Сам же я меч обнажил изощренный и с ним перед ямой

            Сел, чтоб мешать приближаться безжизненным теням усопших

[50]    К крови, пока мне ответа на даст вопрошенный Тиресий.

 

Уильям Рассел Флинт. Одиссей и души мёртвых в царстве Аида 

Уильям Рассел Флинт. Одиссей и души мёртвых в царстве Аида / William Russel Flint. Odysseus in Hades

            Прежде других предо мною явилась душа Ельпенора;

            Бедный, еще не зарытый, лежал на земле путеносной.

            Не был он нами оплакан; ему не свершив погребенья,

            В доме Цирцеи его мы оставили: в путь мы спешили.

[55]    Слезы я пролил, увидя его; состраданье мне душу проникло.

            Голос возвысив, я мертвому бросил крылатое слово:

            "Скоро же, друг Ельпенор, очутился ты в царстве Аида!

            Пеший проворнее был ты, чем мы в корабле быстроходном".

            Так я сказал; простонавши печально, мне так отвечал он:

[60]    "О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный,

            Демоном злым погублен я и силой вина несказанной;

            Крепко на кровле заснув, я забыл, что назад надлежало

            Прежде пойти, чтоб по лестнице с кровли высокой спуститься;

            Бросясь вперед, я упал и, затылком ударившись оземь,

[65]    Кость изломал позвоночную; в область Аида мгновенно

            Дух отлетел мой. Тебя же любовью к отсутственным милым,

            Верной женою, отцом, воспитавшим тебя, и цветущим

            Сыном, тобой во младенческих летах оставленным дома,

            Ныне молю (мне известно, что, область Аида покинув,

[70]    Ты в корабле возвратишься на остров Цирцеи) - о! вспомни,

            Вспомни тогда обо мне, Одиссей благородный, чтоб не был

            Там не оплаканный я и безгробный оставлен, чтоб гнева

            Мстящих богов на себя не навлек ты моею бедою.

            Бросивши труп мой со всеми моими доспехами в пламень,

[75]    Холм гробовой надо мною насыпьте близ моря седого;

            В памятный знак же о гибели мужа для поздних потомков

            В землю на холме моем то весло водрузите, которым

            Некогда в жизни, ваш верный товарищ, я волны тревожил".

            Так говорил Ельпенор, и, ему отвечая, сказал я:

[80]    "Все, злополучный, как требуешь, мною исполнено будет".

            Так мы, печально беседуя, друг подле друга сидели,

            Я, отгоняющий тени от крови мечом обнаженным,

            Он, говорящий со мною, товарища прежнего призрак.

            Вдруг подошло, я увидел, ко мне привиденье умершей

[85]    Матери милой моей Антиклеи, рожденной великим

            Автоликоном, - ее меж живыми оставил я дома,

            В Трою отплыв. Я заплакал, печаль мне проникнула душу;

            Но и ее, сколь ни тяжко то было душе, не пустил я

            К крови: мне не дал ответа еще прорицатель Тиресий.

[90]    Скоро предстал предо мной и Тиресия фивского образ;

Иоганн Генрих Фюссли. Одиссей и Тиресий

Иоганн Генрих Фюссли. Одиссей и Тиресий / Johann Heinrich Füssli. Odysseus and Tiresias

            Был он с жезлом золотым, и меня он узнал и сказал мне:

            "Что, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

            Что, злополучный, тебя побудило, покинув пределы

            Светлого дня, подойти к безотрадной обители мертвых?

[95]    Но отслонися от ямы и к крови мечом не препятствуй

            Мне подойти, чтоб, напившися, мог я по правде пророчить".

            Так он сказал; отслоняся от ямы, я меч среброгвоздный

            Вдвинул в ножны; а Тиресий, напившися черныя крови,

            Слово ко мне обратил и сказал мне, по правде пророча:

[100]   "Царь Одиссей, возвращения сладкого в дом свой ты жаждешь.

            Бог раздраженный его затруднит несказанно, понеже

            Гонит тебя колебатель земли Посейдон; ты жестоко

            Душу разгневал его ослеплением милого сына.

            Но, и ему вопреки, и беды повстречав, ты достигнуть

[105]   Можешь отечества, если себя обуздаешь и буйных

            Спутников; с ними ты к острову знойной Тринакрии, бездну

            Темно-лазурного моря измерив, корабль приведешь свой;

            Тучных быков и волнистых баранов пасет там издавна

            Гелиос светлый, который все видит, все слышит, все знает.

[110]   Будешь в Итаке, хотя и великие бедствия встретишь,

            Если воздержишься руку поднять на стада Гелиоса;

            Если же руку подымешь на них, то пророчу погибель

            Всем вам: тебе, кораблю и сопутникам; сам ты избегнешь

            Смерти, но бедственно в дом возвратишься, товарищей в море

[115]   Всех потеряв, на чужом корабле, и не радость там встретишь:

            Буйных людей там найдешь ты, твое достоянье губящих,

            Мучащих дерзким своим сватовством Пенелопу, дарами

            Брачными ей докучая; ты им отомстишь. Но когда ты,

            Праведно мстя, женихов, захвативших насильственно дом твой,

[120]   В нем умертвишь иль обманом, иль явною силой - покинув

            Царский свой дом и весло корабельное взявши, отправься

            Странствовать снова и странствуй, покуда людей не увидишь,

            Моря не знающих, пищи своей никогда не солящих,

            Также не зревших еще ни в волнах кораблей быстроходных,

[125]   Пурпурногрудых, ни весел, носящих, как мощные крылья,

            Их по морям, - от меня же узнай несомнительный признак:

            Если дорогой ты путника встретишь и путник тот спросит:

            "Что за лопату несешь на блестящем плече, иноземец?"-

            В землю весло водрузи - ты окончил свое роковое,

[130]   Долгое странствие. Мощному там Посейдону принесши

            В жертву барана, быка и свиней оплодителя вепря,

            В дом возвратись и великую дома сверши гекатомбу

            Зевсу и прочим богам, беспредельного неба владыкам,

            Всем по порядку. И смерть не застигнет тебя на туманном

[135]   Море; спокойно и медленно к ней подходя, ты кончину

            Встретишь, украшенный старостью светлой, своим и народным

            Счастьем богатый. И сбудется все, предреченное мною".

            Так говорил мне Тиресий; ему отвечая, сказал я:

            "Старец, пускай совершится, что мне предназначили боги.

[140]   Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:

            Матери милой я вижу отшедшую душу; близ крови

            Тихо сидит неподвижная тень и как будто не смеет

            Сыну в лицо поглядеть и завесть разговор с ним. Скажи мне,

            Старец, как сделать, чтоб мертвая сына живого узнала?"

[145]   Так я его вопросил, и, ответствуя, так мне сказал он:

            "Легкое средство на это в немногих словах я открою:

            Та из безжизненных теней, которой приблизиться к крови

            Дашь ты, разумно с тобою начнет говорить; но безмолвно

            Та от тебя удалится, которой ты к крови не пустишь".

[150]   С сими словами обратно отшедши в обитель Аида,

            Скрылась душа прорицателя, мне мой сказавшая жребий.

            Я ж неподвижно остался на месте; но ждал я недолго:

            К крови приблизилась мать, напилася и сына узнала.

            С тяжким вздохом она мне крылатое бросила слово:

[155]    "Как же, мой сын, ты живой мог проникнуть в туманную область

            Аида? Здесь все ужасает живущего; шумно бегут здесь

            Страшные реки, потоки великие; здесь Океана

            Воды глубокие льются; никто переплыть их не может

            Сам; то одним кораблям крепкозданным возможно. Скажи же,

[160]   Прямо ль от Трои с своим кораблем и с своими людьми ты,

            По морю долго скитавшися, прибыл сюда? Неужели

            Все не видал ни Итаки, ни дома отцов, ни супруги?"

            Так говорила она, и, ответствуя, так ей сказал я:

            "Милая мать, приведен я к Аиду нуждой всемогущей;

[165]   Душу Тиресия фивского мне вопросить надлежало.

            В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны

            Нашей еще не видал, бесприютно скитаюсь повсюду

            С самых тех пор, как с великим царем Агамемноном поплыл

            В град Илион, изобильный конями, на гибель троянам.

[170]   Ты ж мне скажи откровенно, какою из Парк непреклонных

            В руки навек усыпляющей смерти была предана ты?

            Медленно ль тяжким недугом? Иль вдруг Артемида богиня

            Тихой стрелою своею тебя без болезни убила?

            Также скажи об отце и о сыне, покинутых мною:

[175]   Царский мой сан сохранился ли им? Иль другой уж на место

            Избран мое и меня уж в народе считают погибшим?

            Также скажи мне, что делает дома жена Пенелопа?

            С сыном ли вместе живет, неизменная в верности мужу?

            Иль уж с каким из ахейских владык сочеталася браком?"

[180]   Так я ее вопросил; Антиклея мне так отвечала:

            "Верность тебе сохраняя, в жилище твоем Пенелопа

            Ждет твоего возвращенья с тоскою великой и тратит

            Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали;

            Царский твой сан никому от народа не отдан; бесспорно,

[185]   Дома своим Телемах достояньем владеет, пирами

            Всех угощает, как то облеченному саном высоким

            Следует; все и его угощают. Лаэрт же не ходит

            Более в город; он в поле далеко живет, не имея

            Там ни одра, ни богатых покровов, ни мягких подушек;

[190]   Дома в дождливое зимнее время он вместе с рабами

            Спит на полу у огня, покровенный одеждой убогой;

            В летнюю ж знойную пору иль поздней порою осенней

            Всюду находит себе на земле он в саду виноградном

            Ложе из листьев опалых, насыпанных мягкою грудой.

[195]   Там он лежит, и вздыхает, и сердцем крушится, и плачет,

            Все о тебе помышляя; и старость его безотрадна.

            Кончилось так и со мной; и моя совершилась судьбина.

            Но не сестра Аполлонова с луком тугим Артемида

            Тихой стрелою своею меня без болезни убила,

[200]   Также не медленный, мной овладевший недуг, растерзавши

            Тело мое, из него изнуренную душу исторгнул:

            Нет; но тоска о тебе, Одиссей, о твоем миролюбием

            Нраве и разуме светлом до срока мою погубила

            Сладостно-милую жизнь". И умолкла она. Увлеченный

[205]   Сердцем, обнять захотел я отшедшую матери душу;

            Три раза руки свои к ней, любовью стремимый, простер я,

            Три раза между руками моими она проскользнула

            Тенью иль сонной мечтой, из меня вырывая стенанье.

            Ей, наконец, сокрушенный, я бросил крылатое слово:

[210]   "Милая мать, для чего, из объятий моих убегая,

            Мне запрещаешь в жилище Аида прижаться к родному

            Сердцу и скорбною сладостью плача с тобой поделиться?

            Иль Персефона могучая вместо тебя мне прислала

            Призрак пустой, чтоб мое усугубить великое горе?"

[215]   Так говорил я; мне мать благородная так отвечала:

            "Милый мой сын, злополучнейший между людьми, Персефона,

            Дочь громовержца, тебя приводить в заблужденье не мыслит.

            Но такова уж судьбина всех мертвых, расставшихся с жизнью.

            Крепкие жилы уже не связуют ни мышц, ни костей их;

[220]   Вдруг истребляет пронзительной силой огонь погребальный

            Все, лишь горячая жизнь охладелые кости покинет:

            Вовсе тогда, улетевши, как сон, их душа исчезает.

            Ты же на радостный свет поспеши возвратиться; но помни,

            Что я сказала, чтоб все повторить при свиданье супруге".

[225]   Так, собеседуя, мы говорили. Тогда мне явились

            Призраки жен - их прислала сама Персефона; то были

            В прежнее время супруги и дочери славных героев;

            Черную кровь обступили они, подбежав к ней толпою;

            Я же обдумывал, как бы мне их вопросить почередно

[230]   Каждую; вот что удобнейшим мне, наконец, показалось:

            Меч длинноострый немедля схватил и, его обнаживши,

            К крови приблизиться им не дозволил я всею толпою;

            Друг за другом они по одной подходили и имя

            Мне называли свое; и расспрашивать каждую мог я.

[235]   Прежде других подошла благороднорожденная Тиро,

            Дочь Салмонеева, славная в мире супруга Крефея,

            Сына Эолова; все о себе мне она рассказала:

            Сердце свое Энипеем, рекою божественно-светлой,

            Между реками земными прекраснейшей, Тиро пленила;

[240]   Часто она посещала прекрасный поток Энипея;

            В образ облекся его Посейдон земледержец, чтоб с нею

            В устье волнистокипучем реки сочетаться любовью;

            Воды пурпурные встали горой и, слиявшись прозрачным

            Сводом над ними, сокрыли от взоров и бога и деву.

[245]   Девственный пояс ее развязал он, ей очи смеживши

            Сном: и когда, распаленный, свое утолил вожделенье,

            За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей:

            "Радуйся, богом любимая! Прежде чем полный свершится

            Год, у тебя два прекрасные сына родятся (бесплоден

[250]   С богом союз не бывает), и их воспитай ты с любовью.

            Но, возвратяся к домашним, мое называть им страшися

            Имя; тебе же откроюсь: я бог Посейдон земледержец".

            Так он сказав, погрузился в морское глубокое лоно.

            В срок от нее близнецы Пелиас и Нелей родилися;

[255]   Слуги могучие Зевса эгидоносителя были

            Оба они; обладая стадами баранов, в Иолкосе

            Тучнополянистом жил Пелиас; а Нелей жил в песчаном

            Пилосе. Но от Крефея еще родились у прекрасной

            Тиро Эсон, и Ферет, и могучий ездок Амифион.

[260]   После нее мне предстала Асопова дочь Антиопа.

            Гордо хвалилась она, что объятия Дий отворил ей:

            Были плодом их любви Амфион и Зефос; положили

            Первое Фив семивратных они основанье и много

            Башен воздвигли кругом, поелику в широкоравнинных

[265]   Фивах они, и могучие, жить не могли б без ограды.

            Амфитрионову после узрел я супругу Алкмену;

            Сына Геракла, столь славного силой и мужеством львиным,

            Зевсу она родила, целомудренно с ним сочетавшись.

            После явилась Мегара; Креон, необузданно-смелый,

[270]   Был ей отцом; а супругом Геракл, в испытаниях твердый.

            Вслед за Мегарой предстала Эдипова мать Эпикаста;

            Страшно-преступное дело в незнанье она совершила,

            С сыном родным, умертвившим отца, сочетавшися браком.

            Скоро союз святотатный открыли бессмертные людям.

[275]   Гибельно царствовать в Кадмовом доме, в возлюбленных Фивах

            Был осужден от Зевеса Эдип, безотрадный страдалец,

            Но Эпикаста Аидовы двери сама отворила:

            Петлю она роковую к бревну потолка прикрепивши,

            Ею плачевную жизнь прервала; одинок он остался

[280]   Жертвой терзаний от скликанных матерью страшных Эриний.

            После явилась Хлорида; ее красотою пленяся,

            Некогда с ней сочетался Нелей, дорогими дарами

            Деву прельстивший; был царь Афион Иасид, Орхомена

            Града Минийского славный властитель, отец ей; царица

[285]   Пилоса, бодрых она сыновей даровала Нелею:

            Нестора, Хромия, жадного почестей Периклимена;

            После Хлорида и дочь родила, многославную Перу,

            Дивной красы; женихи отовсюду сошлись, но тому лишь

            Дочь непреклонный Нелей назначал, кто быков круторогих

[290]   С поля Филакии сгонит, отняв у царя Ификлеса

            Силой все стадо его. Беспорочный взялся прорицатель

            Смелое дело свершить; но ему положили преграду

            Злая судьба, и темничные узы, и пастыри стада.

            Но когда миновалися месяцы, дни пробежали и годы,

[295]   Круг совершился и Оры весну привели, - Ификлесу

            Тайны богов он открыл; Ификлесова сила святая

            Узы его прервала, и исполнилась воля Зевеса.

            Славная Леда, супруга Тиндара, потом мне явилась;

            Ей родилися от брака с Тиндаром могучим два сына:

[300]   Коней смиритель Кастор и боец Полидевк многосильный.

            Оба землею они жизнедарною взяты живые;

            Оба и в мраке подземном честимы Зевесом; вседневно

            Братом сменяется брат; и вседневно, когда умирает

            Тот, воскресает другой; и к бессмертным причислены оба.

[305]   Ифимедею, жену Алоея, потом я увидел;

            С ней сочетался, - хвалилась она, - Посейдон земледержец;

            Были плодом их союза два сына (но краток был век их):

            Отос божественный с славным везде на земле Эфиальтом.

            Щедрая, станом всех выше людей их земля возрастила;

[310]   Всех красотой затмевали они, одному Ориону

            В ней уступая; и оба, едва девяти лет достигнув,

            В девять локтей толщиной, вышиною же в тридевять были.

            Дерзкие стали бессмертным богам угрожать, что Олимп их

            Шумной войной потрясут и губительным боем взволнуют;

[315]   Оссу на древний Олимп взгромоздить, Пелион многолесный

            Взбросить на Оссу они покушались, чтоб приступом небо

            Взять, и угрозу б они совершили, когда бы достигли

            Мужеской силы; но сын громовержца, Латоной рожденный,

            Прежде, чем младости пух отенил их ланиты и первый

[320]   Волос пробился на их подбородке, сразил их обоих.

            Федру я видел, Прокриду; явилась потом Ариадна,

            Дочь кознодея Миноса: из Крита бежать с ним в Афины

            Деву прекрасную бодрый Тесей убедил; но не мог он

            С ней насладиться любовью; убила ее Артемида

[325]   Тихой стрелой, наущенная Вакхом, на острове Дие.

            Видел я Мойру, Климену, злодейку жену Эрифилу,

            Гнусно предавшую мужа, прельстясь золотым ожерельем...

            Всех их, однако, я счесть не могу; мне не вспомнить, какие

            Там мне явилися жены и дочери древних героев;

[330]   Целой бы ночи не стало на то; уж пора мне предаться

            Сну, удаляся ль на быстрый корабль ваш к товарищам бодрым,

            Здесь ли оставшись; а вы мой отъезд учредите с богами".

            Так говорил Одиссей, - все другие сидели безмолвно

            В светлой палате, и было у всех очаровано сердце.

[335]   Тут белорукая слово к гостям обратила Арета:

            "Что, феакияне, скажете? Станом, и видом, и силой

            Разума всех изумляет нас гость чужеземный. Хотя он

            Собственно мой гость, но будет ему угощенье от всех нас;

            В путь же его отсылать не спешите; нескупо дарами

[340]   Должно его, претерпевшего столько утрат, наделить нам:

            Много у всех вас, по воле бессмертных, скопилось богатства".

            Тут поднялся Эхеной, благородного племени старец,

            Ранее всех современных ему феакиян рожденный.

            "С нашим желаньем, друзья, - он сказал, - и намереньем нашим

[345]   Слово разумной царицы согласно; ему покориться

            Должно, а царь Алкиной пусть на деле то слово исполнит".

            Кончил. Ответствовал так Алкиной благородному старцу:

            "Будет, что сказано, мною на деле исполнено так же

            Верно, как то, что я жив и что царь я в земле феакиян

[350]   Веслолюбивых. Но странник, хотя и безмерно спешит он

            В путь, подождет до утра, чтоб имели мы время подарки

            Наши собрать; отправленье в отчизну его есть забота

            Общая всем вам, моя ж наипаче: я здесь повелитель".

            Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

[355]   "Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

            Если б и целый здесь год продержать вы меня захотели,

            Мой учреждая отъезд и дары для меня собирая,

            Я согласился б остаться, понеже мне выгодно будет

            С полными в милую землю отцов возвратиться руками.

[360]   Больше почтен и с живейшею радостью принят я буду

            Всеми, кто встретит меня при моем возвращенье в Итаку".

            Он умолкнул; ему Алкиной отвечал дружелюбно:

            "Царь Одиссей, мы, внимая тебе, не имеем обидной

            Мысли, чтоб был ты хвастливый обманщик, подобный

[365]   Многим бродягам, которые землю обходят, повсюду

            Ложь рассевая в нелепых рассказах о виденном ими.

            Ты не таков; ты возвышен умом и пленителен речью.

            Повесть прекрасна твоя; как разумный певец, рассказал ты

            Нам об ахейских вождях и о собственных бедствиях; кончить

[370]   Должен, однако, ты повесть. Скажи ж, ничего не скрывая,

            Видел ли там ты кого из могучих товарищей бранных,

            Бывших с тобой в Илионе и черную встретивших участь?

            Ночь несказанно долга; и останется времени много

            Всем нам для сна безмятежного. Кончи ж начатую повесть;

[375]   Слушать тебя я готов до явления светлой Денницы,

            Если рассказывать нам о напастях своих согласишься".

            Так говорил он; ответствовал так Одиссей хитроумный:

            "Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

            Время на все есть; свой час для беседы, свой час для покоя;

[380]   Если, однако, желаешь теперь же дослушать рассказ мой,

            Я повинуюсь и все расскажу, что печального после

            Я претерпел: как утратил последних сопутников; также

            Кто из аргивян, избегши погибели в битвах троянских,

            Пал от убийцы, изменой жены, при возврате в отчизну.

[385]   После того как рассеяться призракам жен Персефона,

            Ада царица, велела и все, разлетевшись, пропали -

            Тень Агамемнона, сына Атреева, тихо и грустно

            Вышла; и следом за нею все тени товарищей, падших

            В доме Эгиста с Атридом, с ними вместе постигнутых роком.

[390]   Крови напившись, меня во мгновенье узнал Агамемнон.

            Тяжко, глубоко вздохнул он; заплакали очи; простерши

            Руки, он ими ко мне прикоснуться хотел, но напрасно:

            Руки не слушались: не было в них уж ни сил, ни движенья,

            Некогда члены могучего тела его оживлявших.

[395]   Слезы я пролил, увидя его; состраданье проникло

            Душу мне; мертвому другу я бросил крылатое слово:

            "Сын Атреев, владыка людей, государь Агамемнон,

            Паркой какою ты в руки навек усыпляющей смерти

            Предан? В волнах ли тебя погубил Посейдон с кораблями,

[400]   Бурею бездну великую всю сколебавши? На суше ль

            Был умерщвлен ты рукою врага, им захваченный в поле,

            Где нападал на его криворогих быков и баранов,

            Или во граде, где жен похищал и сокровища грабил?"

            Так вопросил я его, и, ответствуя, так мне сказал он:

[405]   "О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный!

            Нет, не в волнах с кораблями я был погублен Посейдоном,

            Бурные волны воздвигшим на бездне морской: не на суше

            Был умерщвлен я рукою противника явного в битве;

            Тайно Эгист приготовил мне смерть и плачевную участь;

[410]   С гнусной женою моей заодно, у себя на веселом

            Пире убил он меня, как быка убивают при яслях;

            Так я погиб, и товарищи верные вместе со мною

            Были зарезаны все, как клычистые вепри, которых

            В пышном дому гостелюбца, скопившего много богатства,

[415]   Режут на складочный пир, на роскошный обед иль на свадьбу.

            Часто без страха видал ты, как гибли могучие мужи

            В битве, иной одиноко, иной в многолюдстве сраженья, -

            Здесь же пришел бы ты в трепет, от страха бы обмер, увидя,

            Как меж кратер пировых, меж столами, покрытыми брашном,

[420]   Все на полу мы, дымящемся нашею кровью, лежали.

            Громкие крики Приамовой дочери, юной Кассандры,

            Близко услышал я: нож ей во грудь Клитемнестра вонзала

            Подле меня; полумертвый лежа на земле, попытался

            Хладную руку к мечу протянуть я: она равнодушно

[425]   Взор отвратила и мне, отходящему в область Аида,

            Тусклых очей и мертвеющих уст запереть не хотела.

            Нет ничего отвратительней, нет ничего ненавистней

            Дерзко-бесстыдной жены, замышляющей хитро такое

            Дело, каким навсегда осрамилась она, приготовив

[430]   Мужу, богами ей данному, гибель. В отечество думал

            Я возвратиться на радость возлюбленным детям и ближним-

            Злое, напротив, замысля, кровавым убийством злодейка

            Стыд на себя навлекла и на все времена посрамила

            Пол свой и даже всех жен, повеленьем своим беспорочных".

[435]   Так говорил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:

            "Горе! Конечно, Зевес громовержец потомству Атрея

            Быть навсегда предназначил игралищем бедственных женских

            Козней; погибло немало могучих мужей от Елены:

            Так и тебе издалека устроила смерть Клитемнестра".

[440]   Выслушав слово мое, мне ответствовал царь Агамемнон:

            "Слишком доверчивым быть, Одиссей, берегися с женою;

            Ей открывать простодушно всего, что ты знаешь, не должно;

            Вверь ей одно, про себя сохрани осторожно другое.

            Но для тебя, Одиссей, от жены не опасна погибель;

[445]   Слишком разумна и слишком незлобна твоя Пенелопа,

            Старца Икария дочь благонравная; в самых цветущих

            Летах, едва сопряженный с ней браком, ее ты покинул,

            В Трою отплыв, и грудной, лепетать не умевший, младенец

            С ней был оставлен тогда; он, конечно, теперь заседает

[450]   В сонме мужей; и отец, возвратись, с ним увидится; нежно

            К сердцу родителя сам он, как следует сыну, прижмется...

            Мне ж кознодейка жена не дала ни одним насладиться

            Взглядом на милого сына; я был во мгновенье зарезан.

            Выслушай, друг, мой совет и заметь про себя, что скажу я:

[455]   Скрой возвращенье свое и войди с кораблем неприметно

            В пристань Итаки: на верность жены полагаться опасно.

            Сам же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:

            Мог ли ты что-нибудь сведать о сыне моем? Не слыхал ли,

            Где он живет? В Орхомене ль? В песчаном ли Пилосе? В Спарте ль

[460]   Светлопространной у славного дяди, царя Менелая?

            Ибо не умер еще на земле мой Орест благородный".

            Так вопросил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:

            "Царь Агамемнон, о сыне твоем ничего я не знаю;

            Где он и жив ли, сказать не могу; пустословие вредно".

[465]   Так мы, о многом минувшем беседуя, друг подле друга

            Грустно сидели, и слезы лилися по нашим ланитам.

            Тень Ахиллеса, Пелеева сына, потом мне явилась;

            С ним был Патрокл, Антилох беспорочный и сын Теламонов

            Бодрый Аякс, меж ахейцами мужеским видом и силой

[470]   После Пелеева сына великого всех превзошедший.

            Тень быстроногого внука Эакова, став предо мной,

            Мне, возрыдавши, крылатое бросила слово: "Зачем ты

            Здесь я затем, чтоб Тиресий слепец прорицатель открыл мне

            Что, дерзновенный, какое великое дело замыслил?

[475]   Как проникнул в пределы Аида, где мертвые только

            Тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно веют?"

            Так он спросил у меня, и, ему отвечая, сказал я:

            "О Ахиллес, сын Пелеев, меж всеми данаями первый,

            Здесь я затем, чтоб Тиресий слепец прорицатель открыл мне

[480]   Способ вернейший моей каменистой Итаки достигнуть;

            В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны

            Милой еще не видал; я скитаюсь и бедствую. Ты же

            Между людьми и минувших времен и грядущих был счастьем

            Первый: живого тебя мы как бога бессмертного чтили;

[485]   Здесь же, над мертвыми царствуя, столь же велик ты, как в жизни

            Некогда был; не ропщи же на смерть, Ахиллес богоравный".

            Так говорил я, и так он ответствовал, тяжко вздыхая:

            "О Одиссей, утешения в смерти мне дать не надейся;

            Лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле,

[490]   Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный,

            Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать, мертвый.

            Ты же о сыне известием душу теперь мне порадуй.

            Был ли в сраженье мой сын? Впереди ли у всех он сражался?

            Также скажи, Одиссей, не слыхал ли о старце Пелее?

[495]   Все ли по-прежнему он повелитель земли мирмидонской?

            Иль уж его и в Элладе и Фтии честить перестали,

            Дряхлого старца, без рук и без ног, изнуренного в силах?

            В области дня уж защитником быть для него не могу я;

            Ныне уж я не таков, как бывало, когда в отдаленной

[500]   Трое губил ополченья и грудью стоял за ахеян.

            Если б таким хоть на миг я в жилище отцовом явился,

            Ужас бы сильная эта рука навела там на многих,

            Власти Пелея не чтущих и старость его оскорбивших".

            Так говорил Ахиллес, и, ему отвечая, сказал я:

[505]   "Сведать не мог ничего я о старце Пелее великом;

            Но о твоем благородном, возлюбленном Неоптолеме

            Все, Ахиллес, как желаешь, тебе расскажу я подробно.

            Сам я его в корабле крутобоком моем от Скироса

            Морем привез к меднолатным данаям в троянскую землю;

[510]   Там на советах вождей о судьбе Илиона всегда он

            Голос свой прежде других подавал и в разумных сужденьях

            Мною одним лишь и Нестором мудрым бывал побеждаем.

            В поле ж троянском широком, где гибельной медью мы бились,

            Он никогда близ дружин и в толпе не хотел оставаться;

[515]   Быстро вперед выбегал он один, упреждая храбрейших;

            Много врагов от него в истребительной битве погибло;

            Я ж не могу ни назвать, ни исчислить, сколь много народа

            В крае троянском побил он, где грудью стоял за аргивян.

            Так Еврипила, Телефова сына, губительной медью

[520]   Он ниспроверг, и кругом молодого вождя все кетейцы

            Пали его, златолюбия женского бедственной жертвой.

            После Мемнона, подобного богу, был всех он прекрасней.

            В чрево коня, сотворенного чудно Эпеосом, скрыться

            Был он с другими вождями назначен; а двери громады

[525]   Мне отворять, затворять и стеречь поручили ахейцы.

            Все, при вступлении в конские недра, вожди отирали

            Слезы с ланит, и у каждого руки и ноги тряслися;

            В нем же едином мои никогда не подметили очи

            Страха; не помню, чтоб он от чего побледнел, содрогнулся

[530]   Или заплакал. Не раз убеждал он меня из затвора

            Дать ему выйти и, стиснув одною рукою двуострый

            Меч, а другою обитое медью копье, порывался

            В бой на троян. А когда был разрушен Приамов великий

            Град, он с богатой добычей, с дарами почетными поплыл

[535]   В край свой, ни издали метким копьем, ни вблизи длинноострой

            Медью меча не пронзенный ни разу, как часто бывает

            В жарком бою, где убийство кипит и Арей веселится".

            Так говорил я: душа Ахиллесова с гордой осанкой

            Шагом широким, по ровному Асфодилонскому лугу

[540]   Тихо пошла, веселяся великою славою сына.

            Души других знаменитых умерших явились; со мною

            Грустно они говорили о том, что тревожило сердце

            Каждому; только душа Теламонова сына Аякса

            Молча стояла вдали, одинокая, все на победу

[545]   Злобясь мою, мне отдавшую в стане аргивян доспехи

            Сына Пелеева. Лучшему между вождей повелела

            Дать их Фетида; судили трояне; их суд им Афина

            Тайно внушила... Зачем, о, зачем одержал я победу,

            Мужа такого низведшую в недра земные? Погиб он,

[550]   Бодрый Аякс, и лица красотою и подвигов славой

            После великого сына Пелеева всех превзошедший.

            Голос возвысив, ему я сказал миротворное слово:

            "Сын Теламонов, Аякс знаменитый, не должен ты, мертвый,

            Доле со мной враждовать, сокрушаясь о гибельных, взятых

[555]   Мною оружиях; ими данаям жестокое боги

            Зло приключили: ты, наша твердыня, погиб; о тебе мы

            Все, как о сыне могучем Пелея, всечасно крушились,

            Раннюю смерть поминая твою; в ней никто не виновен,

            Кроме Зевеса, постигшего рать копьеносных данаев

[560]   Страшной бедою; тебя он судьбине безвременно предал.

            Но подойди же, Аякс; на мгновенье беседой с тобою

            Дай насладиться мне; гнев изгони из великого сердца".

            Так я сказал; не ответствовал он; за другими тенями

            Мрачно пошел; напоследок сокрылся в глубоком Эребе.

[565]   Может быть, стал бы и гневный со мной говорить он иль я с ним,

            Если б меня не стремило желание милого сердца

            Души других знаменитых умерших увидеть. И скоро

            В аде узрел я Зевесова мудрого сына Миноса;

            Скипетр в деснице держа золотой, там умерших судил он,

[570]   Сидя; они же его приговора, кто сидя, кто стоя,

            Ждали в пространном с вратами широкими доме Аида.

            После Миноса явилась гигантская тень Ориона;

            Гнал по широкому Асфодилонскому лугу зверей он -

            Их же своею железной ничем не крушимой дубиной

[575]   Некогда сам он убил на горах неприступно-пустынных.

            Тития также увидел я, сына прославленной Геи;

            Девять заняв десятин под огромное тело, недвижим

            Там он лежал; по бокам же сидели два коршуна, рвали

            Печень его и терзали когтями утробу. И руки

[580]   Тщетно на них подымал он. Латону, супругу Зевеса,

            Шедшую к Пифию, он осрамил на лугу Панопейском.

            Видел потом я Тантала, казнимого страшною казнью:

            В озере светлом стоял он по горло в воде и, томимый

            Жаркою жаждой, напрасно воды захлебнуть порывался.

[585]   Только что голову к ней он склонял, уповая напиться,

            С шумом она убегала; внизу ж под ногами являлось

            Черное дно, и его осушал во мгновение демон.

            Много росло плодоносных дерев над его головою,

            Яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных,

[590]   Также и сладких смоковниц и маслин, роскошно цветущих.

            Голодом мучась, лишь только к плодам он протягивал руку,

            Разом все ветви дерев к облакам подымалися темным.

            Видел я также Сизифа, казнимого страшною казнью:

            Тяжкий камень снизу обеими влек он руками

[595]   В гору; напрягши мышцы, ногами в землю упершись,

            Камень двигал он вверх; но едва достигал до вершины

            С тяжкою ношей, назад устремленный невидимой силой,

            Вниз по горе на равнину катился обманчивый камень.

            Снова силился вздвинуть тяжесть он, мышцы напрягши,

[600]   Тело в поту, голова вся покрытая черною пылью.

            Видел я там, наконец, и Гераклову силу, один лишь

            Призрак воздушный; а сам он с богами на светлом Олимпе

            Сладость блаженства вкушал близ супруги Гебеи, цветущей

            Дочери Зевса от златообутой владычицы Геры.

[605]   Мертвые шумно летали над ним, как летают в испуге

            Хищные птицы; и, темной подобяся ночи, держал он

            Лук напряженный с стрелой на тугой тетиве, и ужасно

            Вдруг озирался, как будто готовяся выстрелить; страшный

            Перевязь блеск издавала, ему поперек перерезав

[610]   Грудь златолитным ремнем, на котором с чудесным искусством

            Львы грозноокие, дикие вепри, лесные медведи,

            Битвы, убийства, людей истребленье изваяны были:

            Тот, кто свершил бы подобное чудо искусства, не мог бы,

            Сам превзошедши себя, ничего уж создать совершенней.

[615]   Взор на меня устремив, угадал он немедленно, кто я;

            Жалобно, тяжко вздохнул и крылатое бросил мне слово:

            "О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

            Иль и тобой, злополучный, судьба непреклонно играет

            Так же, как мной под лучами всезрящего солнца играла?

[620]   Сын я Крониона Зевса; но тем от безмерных страданий

            Не был спасен; покориться под власть недостойного мужа

            Мне повелела судьба. И труды на меня возлагал он

            Тяжкие. Так и отсюда был пса троеглавого должен

            Я увести: уповал он, что будет мне труд не по силам.

[625]   Я же его совершил, и похищен был пес у Аида;

            Помощь мне подали Эрмий и дочь громовержца Афина".

            Так мне сказав, удалился в обитель Аидову призрак.

            Я ж неподвижно остался на месте и ждал, чтоб явился

            Кто из могучих героев, давно знаменитых и мертвых.

[630]   Видеть хотел я великих мужей, в отдаленные веки

            Славных, богами рожденных, Тесея царя, Пирифоя,

            Многих других; но, толпою бесчисленной души слетевшись,

            Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным,

            В мыслях, что хочет чудовище, голову страшной Горгоны,

[635]   Выслать из мрака Аидова против меня Персефона,

            Я побежал на корабль и велел, чтоб, не медля нимало,

            Люди мои на него собрались и канат отвязали.

            Все на корабль собралися и сели на лавках у весел.

            Судно спокойно пошло по течению вод Океана,

[640]   Прежде на веслах, потом с благовеющим ветром попутным.

 

Примечания к Песни Одиннадцатой:

 Стихи 112-113. …пророчу погибель всем вам: тебе, кораблю и сопутникам – неточный перевод; в подлиннике стоит: «Я пророчу тебе гибель корабля и товарищей». Самому Одиссею гибель не грозит.

Стих 291. Беспорочный взялся прорицатель – Меламп; его брат Биант сватался к Пере, но отец ее, Нелей, соглашался отдать ее лишь за того, кто приведет к нему стадо царя филаков Ификла. Добыть это стадо взялся Меламп, но был схвачен и заточен в темницу. Однако через год Ификл сам освободил его и отдал ему стадо, так как Меламп открыл ему, как он сможет избавиться от бездетности. Этот секрет Меламп, понимавший язык зверей и птиц, случайно подслушал у коршуна.

Стих 318. Сын громовержца – Аполлон, сын Зевса.

Стих 471. Тень быстроногого внука Эакова – тень Ахиллеса.

Стих 539. Асфодилонский луг – правильнее «луг асфоделей» – цветов, растущих, по представлениям греков, в царстве Аида.

Стихи 544-546. …на победу злобясь мою, мне отдавшую в стане аргивян доспехи сына Пелеева. – Фетида велела отдать выкованные Гефестом доспехи Ахиллеса тому из героев, кто больше всех отличился, защищая тело Ахиллеса. Возник спор между Одиссеем и Аяксом. Ахейцы решили, что наиболее беспристрастным будет мнение врагов, и дали рассудить спор троянским пленным. Однако Афина внушила им решение в пользу Одиссея. Аякс от огорчения впал в безумие, а придя в себя, покончил самоубийством. Этот миф мы знаем по трагедии Софокла «Аякс».

Стих 602. …а сам он с богами… – Здесь, очевидно, имеет место позднейшая вставка, введенная с целью примирить более раннее представление о Геракле – смертном герое с возникшим позже мифом о том, что после смерти Геракл стал богом.