истории великой любви

Древнеримский поэт Публий Овидий Назон (43 года до н. э.— 17 или 18 год н. э.) наиболее прославился своей поэмой "Метаморфозы" (Превращения), в которых собрана богатейшая коллекция античных мифов, относящихся к различным превращениям. Среди расказанных Овидием в "Метаморфозах" историй есть и легенда о вавилонских любовниках - Пираме и Фисбе, которые стали праобразами Ромео и Джульетты.
Пирам и Фисба жили в соседних домах, которые имели даже одну общую стену. Юноша и девушка любили друг друга, но родители были против их отношений. Пирам и Фисба могли общаться лишь тайно. В этом им помогала щель в разделявшей их дома стене. Через эту щель они часами шептались друг с другом, а на прощание целовали стену.

 Джон Уильям Уотерхауc. Фисба

 В 1524 году итальянский писатель Луиджи да Порто в новелле "История двух благородных влюблённых" развивает тему, начало которой было положено Овидием в истории Пирама и Фисбы. Луиджи да Порто перемещает действие в Верону, где влюблются друг в друга Ромео и Джульетта, принадлежащие к враждующим домам - Монтекки и Каппеллетти. Новелла Луиджи да Порто несколько раз перерабатывалась в Италии, а потом этот сюжет попал и в Англию - в 1562 году Артур Брук написал поэму "Ромео и Джульетта". А в период между 1591 и 1595 годами была написана знаменитая трагедия Уильяма Шекспира "Ромео и Джульетта".

Прекрасной и милостивой госпоже Лючине Саворньяна

 
Давно уже в беседе с вами обещал я записать для вас одну не раз слышанную мною трогательную веронскую новеллу, и вот теперь пришло время изложить ее кратко, на немногих страницах, дабы обещанное мною не осталось пустым звуком. Да и к тому же мне, человеку несчастному, делами несчастных влюбленных, о коих повествует сия новелла, заниматься вполне пристало; и вполне пристало отослать ее к вашей добродетели, дабы вы, хотя и будучи известны среди прекрасных женщин, вам подобных, как мудрейшая, могли, прочитав ее, еще яснее понять, сколь рискованны и опасны любовные стези, сколь жалостна и гибельна доля несчастных влюбленных, ведомых Амуром. Охотно шлю я эти страницы вашей красе, пребывая в надежде, что, как я уже твердо про себя решил, станут они последним моим трудом в подобном роде и что отныне перестанет наконец строчить неумелое мое перо, дабы впредь не быть больше притчей во языцех. Вы же, пристань всех доблестей, красот и добродетелей, станьте таковой и для утлого челна моего воображения, который, хотя и обремененный невежеством, но подгоняемый Амуром, избороздил немало мелких поэтических вод, прежде чем ему, завершившему свои блуждания, настала пора убрать снасти, отдав паруса, весла и руль другим, кто с большим умением и под более счастливой звездой в том же море плавает, а самому спокойно причалить к вашему брегу. Примите же мою новеллу, госпожа, в сих одеждах, ей приличествующих, и прочтите ее благосклонно за прекрасную, по моему разумению, и столь жалостную фабулу, а также из снисхождения к кровному родству и той нежной дружбе, что связывают с вашей персоной того, кто пишет сии строки и с неизменным почтением вам себя препоручает.

Как вам, должно быть, ведомо, в начале моей юности, пока небо против меня еще не обратило всей силы своего гнева, предавался я ратному делу, следуя в том многим великим и доблестным мужам, и не один год подряд бывал на прекрасной вашей родине — Фриули, которую мне приводилось от случая к случаю посещать, разъезжая то по частному делу, то по службе. И при этом имел я обыкновение брать с собою в конные походы моего лучника, мужчину лет пятидесяти, сведущего в ратном деле и весьма приятного в обхождении. И, как почти все, кто происходит из Вероны (а родился он именно там), был этот человек по имени Перегрино очень говорлив. Не только храбрый и ловкий солдат, но и учтивый муж, пускался он чаще, чем то полагалось в его годы, в любовные предприятия, отчего, к доблести своей двойную доблесть добавляя, умел он складно и приятно рассказывать самые прекрасные истории из всех, какие мне когда-либо приходилось слышать, особливо те, в коих речь шла о любви.

Однажды выехал я из Градиски, где тогда квартировал, с этим лучником и двумя другими моими людьми и, помню, гонимый Амуром, направился в Удине пустынной дорогой, разбитой и выжженной в то время войной. Погруженный в свои мысли, далеко отъехав от других, оказался я рядом с названным Перегрино, который, как бы мысли мои угадывая, сказал:

— Уж не собираетесь ли вы вечно томиться тоской из-за того, что жестокая красавица, обманывая вас, мало вас любит? Хоть я и на себе самом познал, что давать советы легче, чем им следовать, все же я вам скажу: «Господин мой, тому особенно, кто, как вы, к воинскому делу причастен, не годится проводить много времени в темнице Амура,— столь плачевны итоги, к коим он нас почти всегда приводит, и столь опасны его пути. В доказательство чего я могу, если вам угодно, рассказать историю, приключившуюся в моем городе, дабы дорога не казалась нам такой унылой. И вы услышите рассказ о том, как двух благородных любовников постигла жалостная, жестокая смерть».

И как только я подал знак, что охотно готов его слушать, он начал так:

 — Во времена, когда Бартоломео Делла Скала, государь учтивый и гуманный, по своей воле ослаблял и натягивал бразды правления моей прекрасной родиной, проживали там, как слыхал о том еще мой отец, два благороднейших семейства, кои принадлежали к противным партиям и друг с другом жестоко враждовали,— одно именуемое Каппеллетти, а другое — Монтекки. От одного из них, как считают, и происходят те, что живут ныне в Удине, то есть мессер Никколо и мессер Джованни, именуемые Монтиколи из Вероны, откуда они когда-то переселились, захватив с собою лишь немногое из того, чем они владели в старину, прежде всего свою доброту и учтивость. И хотя я, читая кое-какие старинные хроники, встретился с этими двумя семействами, якобы стоявшими сообща за одну и ту же партию, я тем не менее передам вам эту историю так, как я ее слышал, ничего в ней не меняя.

Итак, как я сказал, проживали в Вероне при упомянутом государе вышеназванные благороднейшие семейства, богатые доблестными мужами и сокровищами, ниспосланными им в равной мере небом, природой и Фортуной. Между ними, как это часто бывает среди богатых семейств, царила по какой-то неизвестной причине жесточайшая вражда, из-за чего и с одной и с другой стороны погибло немало людей; но постепенно, как нередко случается в таких делах, то ли утомившись, то ли опасаясь гнева государя, которому их вражда была ненавистна, начали они, не идя открыто на мировую, воздерживаться от взаимных распрей и вести себя спокойнее, так что многие их люди даже стали друг с другом разговаривать. Когда наступило такое замирение, однажды, по случаю карнавала, в доме мессера Антонио Каппеллетти, считавшегося первым в своем семействе, давались большие празднества и днем и ночью, куда сходился почти весь город.

Однажды вечером, по обычаю влюбленных, которые не только в мечте, но и во плоти за своими возлюбленными неотступно следуют, куда бы те ни направились, пришел на это празднество вслед за своей дамой один юноша из рода Монтекки. Был этот юноша прекрасен собой, высок ростом, учтив и приятен. В маске, как и все другие, наряженный нимфой, привлекал он взоры всех как своей красотой, превосходившей красоту любой из пришедших туда женщин, так и своим неожиданным появлением в этом доме, и притом в ночное время. Но наибольшее впечатление произвел он на единственную дочь названного мессера Антонио, девушку необычайной красоты, выделявшуюся среди всех прочих упоительным своим обликом. Когда она увидела юношу, красота его с такой силой поразила ей душу, что от первой встречи их взглядов стала она как будто сама не своя. Он стоял один среди праздничного веселья, в стороне от всех, скромно и редко участвуя в танцах или беседах, и, завлеченный сюда Амуром, все время держался настороже, что очень огорчало девушку, ибо, как она слышала, был он по природе своей весел и сердечен.

После полуночи, когда празднество шло к концу, начался так называемый танец факела и шляпы, который и теперь еще исполняется в заключение праздников, когда кавалеры и дамы и дамы и кавалеры по своей прихоти друг друга поочередно выбирают. В этом танце кто-то увлек за собою нашего юношу и случайно подвел к влюбленной девушке. Справа от нее стоял благородный юноша, именуемый Меркуччо Гуерцио, чьи руки от природы всегда, и в июльскую жару, и в январскую стужу, оставались холодными, как лед. Как только Ромео Монтекки (ибо так звался наш юноша) приблизился к девушке слева и, как принято в танце, прекрасную ее руку в свою руку взял, тотчас же она сказала ему, желая, быть может, услышать в ответ его голос: «Благословен ваш приход ко мне, мессер Ромео». На что юноша, ее изумление заметив и сам изумленный ее словами, сказал: «Как это благословен мой приход?» А она ответила: «Да, благословен ваш приход сюда ко мне, ибо вы хоть левую руку мою согрели, пока Меркуччо мою правую застудил». Тогда он, несколько осмелев, добавил: «Если я моей рукой вашу руку согрел, то вы прекрасными своими глазами мое сердце зажгли». Девушка слегка улыбнулась, опасаясь, как бы ее с ним не увидели и не услышали, но все же сказала ему: «Клянусь вам, Ромео, честным словом, что здесь нет женщины, которая казалась бы мне столь же прекрасной, каким кажетесь вы». На что юноша, весь загоревшись, ответил: «Каков бы я ни был, я стану вашей красоты, если она на то не прогневается, верным слугою».

Сюжет мнимой смерти девушки, приведшей к самоубийству её возлюбленного, а потом и к самоубийству самой девушки, впервые встречается задолго до "Ромео и Джульетты" Уильяма Шекспира. В написанной в 1 веке н.э. древнеримским писателем Овидием поэме "Метаморфозы" рассказывается история живших в Вавилоне возлюбленных - Пирама и Фисбы. Родители Пирама и Фисбы были против их отношений и возлюбленные решили встретиться тайком ночью. Фисба пришла к месту свидания первой и увидала льва с окровавленной мордой, который только что вернулся с охоты на быков. Фисба убежала и уронила платок, который лев разорвал. Вскоре пришел Пирам, увидел окроваленный платок Фисбы и, решив, что его возлюбленная мертва, закололся мечом. Фисба вернулась и увидела, что Пирам умирает. Тогда она тоже бросилась на меч. Шекспир был знаком с историей Пирама и Фисбы и даже использовал эту историю в своей комедии "Сон в летнюю ночь", где спектакль о Пираме и Фисбе репетирует любительский театр.
В 1524 году итальянский писатель Луиджи да Порто в новелле "История двух благородных влюблённых" развивает тему, начало которой было положено Овидием в истории Пирама и Фисбы. Луиджи да Порто перемещает действие в Верону, где влюблются друг в друга Ромео и Джульетта, принадлежащие к враждующим домам - Монтекки и Каппеллетти (следует отметить, что Монтекки и Каппеллетти впервые упоминаются в "Божественной комедии" Данте Алигьери, где автор помещает их на второй уступ Предчистилища среди нерадивых, умерших насильственной смертью). Дальше в новелле Луиджи да Порто сюжет развивается практически так же, как и у Шекспира, хотя есть ряд отличий: у Шекспира Джульетте почти 14 лет, у Луиджи да Порто - почти 18; если у Шекспира Ромео умирает до пробуждения Джульетты, то у Луиджи да Порто Джульетта, очнувшись, видит Ромео умирающим и они последний раз успевают поговорить; наконец, если у Шекспира Джульетта, подобно Фисбе, закалывает себя, то у Луиджи да Порто Джульетта, подобно Изольде, просто умирает рядом с ним, не мысля себя без возлюбленного: "с великой болью в душе, с мыслью об утрате милого возлюбленного, она решила больше не жить, глубоко вздохнула и на время затаила в себе дыхание, а затем исторгла его с громким криком и упала замертво на бездыханное тело Ромео".
Новелла Луиджи да Порто несколько раз перерабатывалась в Италии, а потом этот сюжет попал и в Англию - в 1562 году Артур Брук написал поэму "Ромео и Джульетта". Именно поэма Брука и послужила Шекспиру главным, а может быть, даже единственным источником для его пьесы. Однако если у Брука действие длится 9 месяцев, то в трагедии Шекспира всего 5 дней. Также Шекспир изменил время действия с зимы на лето, добавил ряд очень выразительных сцен, которых нет у Брука.
"Ромео и Джульетта" - одна из ранних трагедий Шекспира, она была написана в период между 1591 и 1595 годами. Едва ли можно назвать "Ромео и Джульетту" трагедией в полном смысле этого слова. Во-первых, из-за концовки: Ромео и Джульетта погибают, но перед силой их любви отступает старинная вражда между Монтекки и Капулетти. Во-вторых, в отличие от более поздних трагедий Шекспира ("Отелло", "Макбет", "Гамлет") в душе главных героев нет трагического кнфликта: Ромео и Джульетта уверены, что поступают правильно, следуя своей любви. В-третьих, общий фон "Ромео и Джульетты" - светлый. Исследователь творчества Шекспира А.А. Смирнов писал: "Вся пьеса как-то особенно «принаряжена» и расцвечена. Замечательно обилие в ней весёлых сценок и шуток. Комический элемент мы встретим и в других, более поздних трагедиях Шекспира («Гамлет», «Макбет», особенно «Король Лир»), но там он имеет целью усилить трагическое, оттенив его. Здесь же он приобретает почти самостоятельное значение, ослабляя трагическое. Сходным образом и картина столь короткого, но такого полного и светозарного счастья любящих уравновешивает, – если не превозмогает, – горечь их печального конца".

В Вероне враждуют две знатных семьи: Монтекки и Капулетти (стоит отметить, что Данте или Луиджи да Порто писали "Каппеллетти"), что не мешает Ромео из семьи Монтекки придти на бал-маскарад в дом Капулетти, где юноша надеется увидеть свою любовь - Розалину. Однако Ромео тут же забывает Розалину, когда видит прекрасную девушку - Джульетту. Он подходит к ней и берет девушку за руку:

В Муроме правил князь Павел. К жене Павла повадился приходить змей. В присутствии всех людей он принимал образ князя Павла, но наедине с княгиней змей принимал свой истинный мерзкий облик. Змей силой овладел княгиней. Когда княгиня поведала об этом мужу, тот попросил жену узнать у змея тайну его смерти. Княгиня завела разговор со змеем: "Много всего ты знаешь, а знаешь ли про смерть свою — какой она будет и от чего?" Змей ответил: "Смерть мне суждена от Петрова плеча и от Агрикова меча". Петром звали младшего брата князя Павла. Пётр был набожен и часто ходил в храмы. Однажды в храме ему явился отрок и показал ему Агриков меч, скрытый в алтарной стене между плитами. Пётр взял этот меч и убил им змея. Умирающий змей своей кровью обрызгал Пётра, отчего тело Петра покрылось струпьями и язвами. Ни один врач не мог исцелить его. Тогда Пётр поехал в Рязанскую землю, где было много искусных лекарей и послал своих слуг по деревням найти того, кто сможет его исцелить. Один из княжеских слуг забрёл в село Ласково. В одной из изб он нашел девушку, которая ткала холст, а перед ней скакал заяц. Слуга Петра выяснил, что девушку зовут Феврония и она дочь древолаза (человека, собирающего мёд в дуплах деревьев). Феврония взялась вылечить Петра, если он возьмет её замуж. Слуга передал эти слова князю и тот согласился на условие Февронии.

Святая Феврония. Художник Александр Простев

Берен и Лютиэн - герои романа Джона Р. Р. Толкина "Сильмариллион", в романе их истории посвящена 19-я глава - "О Берене и Лютиэн".

Берен, сын Барахира, оказался единственным выжившим после нападения орков на отряд Барахира. После смерти отца Берен 4 года в одиночку сражался с тёмными силами. Но когда против него было выслано войско под предводительством Саурона, Берен был вынужден бежать в эльфийское королевство Дориат. Чтобы попасть в Дориат, Берену пришлось пройти через пустыню, населенную огромными пауками и чудищами.
"Берен пришел в Дориат нетвердым шагом, поседевший и сгорбленный, словно бы под тяжестью долгих мучительных лет, — так тяжел был его путь. Но, бродя в разгаре лета по лесам Нелдорета, он повстречал Лютиэн, дочь Тингола и Мелиан, когда в вечерний час, при восходе луны, танцевала она на неувядающих травах прибрежных полян Эсгалдуина. Тогда память о перенесенных муках покинула его, и был он очарован, ибо Лютиэн была прекраснейшей среди Детей Илуватара. Ее одеяние было голубым, как ясное небо, а глаза темны, как звездная ночь, плащ усеян золотыми цветами, волосы же черны, как ночные тени. Свету, играющему на листьях дерев, пению чистых вод, звездам, встающим над туманной землей, подобна была ее красота, а в лице ее был сияющий свет".

 Лютиэн Тинувиэль. Художник Tuuliky

Различные версии романа о Тристане и Изольде начали появляться с конца 60-х годов XII века. Приблизительно в 1230 году была сделана прозаическая французская обработка сюжета. В нем появились уже многие рыцари Круглого стола, и тем самым легенда о Тристане и Изольде была включена в общий контекст артуровских сказаний. Прозаический роман сохранился в нескольких десятках рукописей и был впервые напечатан в 1489 г. Одна из поздних рукописей (XV век) легла в основу издания, подготовленного одним из крупнейших специалистов по средневековой французской литературе, Пьером Шампионом (1880-1942). По этому изданию (Le Roman de Tristan et Iseut. Traduction du roman en prose du quinzième siècle par Pierre Champion. Paris, 1938) выполнен перевод Ю.Стефанова, который использован при перессказе легенды далее:

Родиной Тристана считают, в зависимости от национальной принадлежности исследователей, либо французскую местность на границе Бретани и Нормандии, близ города Сен-Поль-де-Леон, либо графство Лотиан в Шотландии. Мать Тристана, королева Элиабель , умерла сразу после рождения сына. Перед смертью она дала сыну имя: "Сын мой, сильно мне хотелось тебя увидеть! И вот вижу прекраснейшее создание, когда-либо выношенное женщиной; но мало мне радости от твоей красоты, ибо я умираю от тех мук, что пришлось мне ради тебя испытать. Я пришла сюда, сокрушаясь от печали, печальны были мои роды, в печали я родила тебя, и ради тебя печально мне умирать. И раз ты появился на свет от печали, печальным будет твое имя: в знак печали я нарекаю тебя Тристаном" (по-латински «tristis» — «печальный»).

 William Morris. Рождение Тристана