Понедельник, 09 октября 2023 19:31

Гомер. Одиссея. Песни 7-я и 8-я (с иллюстрациями). Перевод В. Жуковского



 ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ

Краткое содержание Песни Седьмой, составленное В. Жуковским:

Одиссей  входит  в  город;  у  ворот  встречается с ним Афина под видом феакийской  девы;  она  окружает  его  мглою,  и  он,  никем не примеченный, приближается  к  Алкиноеву  дому.  Описание  царского  дома  и сада. Вошед в палату,  где  царь  в  то  время  пировал  с гостями, Одиссей приближается к царице  Арете, и мгла, его окружавшая, исчезает. Он молит царицу о даровании ему  способа  возвратиться  в отчизну. Царь приглашает его сесть за трапезу. По  окончании пиршества гости расходятся. Одиссей, оставшись один с Алкиноем и  Аретою,  рассказывает  им,  как  он  покинул  остров Огигию, как буря его бросила  на  берега Схерии и как получил он свою одежду от царевны Навсикаи. Алкиной дает ему обещание отправить его на корабле феакийском в Итаку.

 

            Так Одиссей богоравный, в бедах постоянный, молился.

            Тою порою царевну везли крепконогие мулы

            В город. Достигнув блестящих царевых палат, Навсикая

            Взъехала прямо на двор и сошла с колесницы; навстречу

[5]     Вышли ее молодые, бессмертным подобные, братья;

            Мулов отпрягши, в покои они отнесли все одежды.

            Царская дочь на свою половину пошла; развела там

            Яркий огонь ей рабыня эпирская Евримедуса

            (Некогда в быстром ее корабле увезли из Эпира,

[10]    В дар Алкиною почетный назначив, понеже, над всеми

            Он феакийцами властвуя, чтим был как бог от народа.

            Ею была Навсикая воспитана в царском жилище).

            Яркий огонь разведя, приготовила ужин старушка.

            В город направил тем временем путь Одиссей: но Афина

[15]    Облаком темным его окружила, чтоб не был замечен

            Он никаким из надменных граждан феакийских, который

            Мог бы его оскорбить, любопытствуя выведать, кто он.

            Но, подошед ко вратам крепкозданным прекрасного града,

            Встретил он дочь светлоокую Зевса богиню Афину

[20]    В виде несущей скудель молодой феакийския девы.



            Встретившись с нею, спросил у нее Одиссей богоравный:

            "Дочь моя, можешь ли мне указать те палаты, в которых

            Ваш обладатель, божественный царь Алкиной, обитает?

            Многоиспытанный странник, судьбою сюда издалека

[25]    Я заведен; мне никто не знаком здесь, никто из живущих

            В городе вашем, никто из людей, обитающих в поле".

            Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

            "Странник, с великой охотой палаты, которых ты ищешь,

            Я укажу; там в соседстве живет мой отец беспорочный;

[30]    Следуй за мною в глубоком молчанье; пойду впереди я;

            Ты же на встречных людей не гляди и не делай вопросов

            Им: иноземцев не любит народ наш: он с ними не ласков;

            Люди радушного здесь гостелюбия вовсе не знают;

            Быстрым вверяя себя кораблям, пробегают бесстрашно

[35]    Бездну морскую они, отворенную им Посейдоном;

            Их корабли скоротечны, как легкие крылья иль мысли".

            Кончив, богиня Афина пошла впереди Одиссея.

            Быстрым шагом, поспешно пошел Одиссей за богиней.

            Улицы с ней проходя, ни одним из людей феакийских,

[40]    На море славных, он не был замечен; того не хотела

            Светлокудрявая дева Паллада: храня Одиссея,

            Тьмой несказанной его отовсюду она окружила.

            Он изумился, увидевши пристани, в них бесконечный

            Ряд кораблей, и народную площадь, и крепкие стены

[45]    Чудной красы, неприступным извне огражденные тыном.

            Но, подошед к многославному дому царя Алкиноя,

            Дочь светлоокая Зевса богиня Афина сказала:

            "Странник, с тобою пришли мы к палатам, которых искал ты;

            В них ты увидишь любезного Зевсу царя Алкиноя

[50]    В сонме гостей за роскошной трапезой; войди, не страшася;

            Мужу бесстрашному, кто бы он ни был, хотя б чужеземец,

            Всё по желанью вернее других исполнять удается.

            Прежде всего подойди ты, в палату вступивши, к царице;

            Имя царицы Арета; она от одних происходит

[55]    Предков с высоким супругом своим Алкиноем; вначале

            Сын Навсифой Посейдоном земли колебателем прижит

            Был с Перибеей, всех дев затмевавшей своей красотою,

            Младшею дочерью мужа могучего Евримедонта,

            Бывшего прежде властителем буйных гигантов; но сам он

[60]    Свой погубил святотатный народ и себя самого с ним.

            Дочь же его возлюбил колебатель земли; от союза

            С ней он имел Навсифоя; и первым царем феакиян

            Был Навсифой; от него родились Рексенор с Алкиноем;

            Но Рексенор, сыновей не имев, сребролуким застрелен

[65]    Был Аполлоном на пире вторичного брака, оставив

            Дочь сиротою, Арету; и, с ней Алкиной сочетавшись,

            Так почитает ее, как еще никогда не бывала

            В свете жена, свой любящая долг, почитаема мужем;

            Нежную сердца любовь ей всечасно являют в семействе

[70]    Дети и царь Алкиной; в ней свое божество феакийцы

            Видят, и в городе с радостно-шумным всегда к ней теснятся

            Плеском, когда меж народа она там по улицам ходит.

            Кроткая сердцем, имеет она и возвышенный разум,

            Так, что нередко и трудные споры мужей разрешает.

[75]    Если моленья твои с благосклонностью примет царица,

            Будет тогда и надежда тебе, что возлюбленных ближних,

            Светлый свой дом, и семью, и отечество скоро увидишь".

            Так говоря, светлоокая Зевсова дочь удалилась;

            Морем бесплодным от Схерии тучной помчавшись, достигла

[80]    Скоро она Марафона; потом в многолюдных Афинах

            В дом крепкозданный царя Ерехтея вошла. Одиссей же

            Тою порой подошел ко дворцу Алкиноя; он сильно

            Сердцем тревожился, стоя в дверях перед медным порогом.

            Все лучезарно, как на небе светлое солнце иль месяц,

[85]    Было в палатах любезного Зевсу царя Алкиноя;

            Медные стены во внутренность шли от порога и были

            Сверху увенчаны светлым карнизом лазоревой стали;

            Вход затворен был дверями, литыми из чистого злата;

            Притолки их из сребра утверждались на медном пороге;

[90]    Также и князь их серебряный был, а кольцо золотое.

            Две - золотая с серебряной - справа и слева стояли,

            Хитрой работы искусного бога Гефеста, собаки

            Стражами дому любезного Зевсу царя Алкиноя:

            Были бессмертны они и с течением лет не старели.

[95]    Стены кругом огибая, во внутренность шли от порога

            Лавки богатой работы; на лавках лежали покровы,

            Тканные дома искусной рукою прилежных работниц;

            Мужи знатнейшие града садилися чином на этих

            Лавках питьем и едой наслаждаться за царской трапезой.

[100]   Зрелися там на высоких подножиях лики златые

            Отроков: светочи в их пламенели руках, озаряя

            Ночью палату и царских гостей на пирах многославных.

            Жило в пространном дворце пятьдесят рукодельных невольниц:

            Рожь золотую мололи одни жерновами ручными,

[105]   Нити сучили другие и ткали, сидя за станками

            Рядом, подобные листьям трепещущим тополя; ткани ж

            Были так плотны, что в них не впивалось и тонкое масло.

            Сколь феакийские мужи отличны в правлении были

            Быстрых своих кораблей на морях, столь отличны их жены

[110]   Были в тканье: их богиня Афина сама научила

            Всем рукодельным искусствам, открыв им и хитростей много.

            Был за широким двором четырехдесятинный богатый

            Сад, обведенный отвсюду высокой оградой; росло там

            Много дерев плодоносных, ветвистых, широковершинных,

[115]   Яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных,

            Также и сладких смоковниц и маслин, роскошно цветущих;

            Круглый там год, и в холодную зиму и в знойное лето,

            Видимы были на ветвях плоды; постоянно там веял

            Теплый зефир, зарождая одни, наливая другие;

[120]   Груша за грушей, за яблоком яблоко, смоква за смоквой,

            Грозд пурпуровый за гроздом сменялися там, созревая.

            Там разведен был и сад виноградный богатый; и грозды

            Частью на солнечном месте лежали, сушимые зноем,

            Частию ждали, чтоб срезал их с лоз виноградарь; иные

[125]   Были давимы в чанах; а другие цвели иль, осыпав

            Цвет, созревали и соком янтарно-густым наливались.

            Саду границей служили красивые гряды, с которых

            Овощ и вкусная зелень весь год собирались обильно.

            Два там источника были; один обтекал, извиваясь,

[130]   Сад, а другой перед самым порогом царева жилища

            Светлой струею бежал, и граждане в нем черпали воду.

            Так изобильно богами был дом одарен Алкиноев.

            Долго, дивяся, стоял перед ним Одиссей богоравный;

            Но, поглядевши на все с изумленьем великим, ступил он

[135]   Смелой ногой на порог и во внутренность дома проникнул.

            Там он узрел феакийских вождей и старейшин, творящих

            Зоркому богу, убийце Аргуса, вином возлиянье

            (Он от грядущих ко сну был всегда призываем последний).

            Быстро палату пиров перешел Одиссей богоравный;

[140]   Скрытый туманом, которым его окружила Афина,

            Прямо к Арете приблизился он и к царю Алкиною,

            Обнял руками колена царицы, и в это мгновенье

            Вдруг расступилась его облекавшая тьма неземная.

            Все замолчали, могучего мужа внезапно увидя;

[145]   Все в изумленье смотрели. Царице Арете сказал он:

            "Дочь Рексенора, подобного силой бессмертным, Арета,

            Ныне к коленам твоим, и к царю, и к пирующим с вами

            Я прибегаю, плачевный скиталец. Да боги пошлют вам

            Светлое счастье на долгие дни; да наследуют ваши

[150]   Дети ваш дом и народом вам данный ваш сан знаменитый.

            Мне ж помогите, чтоб я беспрепятственно мог возвратиться

            В землю отцов, столь давно сокрушенный разлукой с своими".

            Кончив, к огню очага подошел он и сел там на пепле.

            Все неподвижно молчали, и долго молчание длилось.

[155]   Но, наконец, Ехеней, благородного племени старец,

            Ранее всех современных ему феакиян рожденный,

            Сладкоречивый, и старые были и многое знавший,

            Добрых исполненный мыслей, сказал, обратясь к Алкиною:

            "Царь Алкиной, неприлично тебе допускать, чтоб молящий

[160]   Странник на пепле сидел очага твоего перед нами.

            Почесть ему оказать ожидаем твоих повелений;

            С пепла поднявши, на стул среброкованый с нами его ты

            Сесть пригласи и глашатаю в чаши вина золотого

            Влить повели, чтоб могли громолюбцу Зевесу, молящих

[165]   Странников всех покровителю, мы совершить возлиянье.

            Гостю ж пускай из запаса даст ключница пищи вечерней".

            Так он сказав, пробудил Алкиноеву силу святую.

            За руку взяв Одиссея, объятого думой глубокой,

            С пепла он поднял его и на креслах богатых с собою

[170]   Рядом за стол посадил, повелев уступить Лаодаму,

            Сыну любимому, подле сидевшему, место пришельцу.

            Тут для умытия рук поднесла на богатой лохани

            Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня;

            Гладкий потом пододвинула стол; на него положила

[175]   Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса

            Выданным ею охотно. Едой и питьем изобильным

            Сердце свое насладил Одиссей, многославный страдалец.

            Тут Понтоною глашатаю бросил крылатое слово

            Царь феакиян: "Наполни кратеры вином и подай с ним

[180]   Чаши гостям, чтоб могли громолюбцу Зевесу, молящих

            Странников всех покровителю, мы совершить возлиянье".

            Так он сказал, и, наполнив медвяным вином все кратеры,

            В чашах пирующим подал его Понтоной; возлиянье

            Стоя они совершили и вдоволь питьем насладились.

[185]   Царь Алкиной, обратившись к гостям, произнес: "Приглашаю

            Выслушать слово мое вас, мужей феакийских, дабы я

            Высказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.

            Кончился пир наш; теперь по домам на покой разойдитесь;

            Завтра же утром, с собою и прочих вельмож пригласивши,

[190]   Снова придите, чтоб странника здесь угостить и бессмертным

            Вместе свершить гекатомбу. Потом учредим отправленье

            Гостя почтенного так, чтоб под нашей надежной защитой

            Он без тревог и препятствий поспешно и весело прибыл

            В край, им желаемый, сколь бы отсюда он ни был далеко;

[195]   Также, чтоб он ни печали, ни зла на дороге не встретил

            Прежде, пока не достигнет отчизны; когда же достигнет,

            Пусть испытает все то, что судьба и могучие Парки

            В нить бытия роковую вплели для него при рожденье.

            Если же кто из бессмертных под видом его посетил нас,

[200]   То на уме их, конечно, есть замысел, нам неизвестный;

            Ибо всегда нам открыто являются боги, когда мы,

            Их призывая, богатые им гекатомбы приносим;

            С нами они пировать без чинов за трапезу садятся;

            Даже когда кто из них и один на пути с феакийским

[205]   Странником встретится - он не скрывается; боги считают

            Всех нас родными, как диких циклопов, как племя гигантов".

            Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

            "Царь Алкиной, не тревожься напрасно таким помышленьем;

            Вечным богам, беспредельного неба владыкам, ни видом

[210]   Я не подобен, ни станом; простой человек я, из всех, вам

            В мире известных людей земнородных, судьбою гонимых,

            Самым злосчастнейшим бедственной жизнью моей я подобен.

            Боле других бы я мог рассказать о великих напастях,

            Мной претерпенных с трудом непомерным по воле бессмертных;

[215]   Но несказанным, хотя и прискорбен, я голодом мучусь;

            Нет ничего нестерпимей грызущего голода: нами

            Властвуя, он о себе вспоминать ежечасно неволит

            Нас, и печальных и преданных скорби душой. Сколь ни сильно

            Скорби душою я предан, но тощий желудок мой жадно

[220]   Требует пищи себе и меня забывать принуждает

            Все претерпенное мной, о себе лишь упорно заботясь.

            Вы же, молю вас, как скоро пробудится светлая Эос,

            Мне, злополучному, путь учредите в отчизну возвратный;

            Много я бед претерпел, но готов и погибнуть, лишь только б

[225]   Светлый свой дом, и семью, и рабов, и богатства увидеть".

            Кончил; они, изъявив одобренье, решили в отчизну

            Гостя отправить, пленившего всех их столь умною речью.

            После, свершив возлиянье и вкусным вином насладившись,

            Каждый в свой дом удалился, о ложе и сне помышляя.

[230]   Но Одиссей богоравный остался в палате столовой;

            Царь Алкиной и царица Арета остались с ним вместе; рабыни

            Тою порой со столов всю посуду поспешно убрали.

            Тут белорукая с гостем беседовать стала Арета.

            Мантию с тонким хитоном, сотканные ею самою

[235]   Дома с рабынями, в платье пришельца узнавши, царица

            Голос возвысила свой и крылатое бросила слово:

            "Странник, сначала сама я тебя вопрошу; отвечай мне:

            Кто ты? Откуда? И платье свое от кого получил ты?

            Нам ты сказал, что сюда был морской непогодою брошен".

[240]   Светлой царице ответствовал так Одиссей хитроумный:

            "Трудно, царица, мне будет тебе рассказать всю подробно

            Повесть о бедствиях, встреченных мною по воле рожденных

            Древним Ураном богов, - об одном расскажу откровенно:

            В море находится остров Огигия; там обитает

[245]   Хитроковарная дочь кознодея Атланта Калипсо,

            Светлокудрявая нимфа, богиня богинь. И не водят

            Общества с нею ни вечные боги, ни смертные люди.

            Я же один, злополучный, на остров ее был враждебным

            Демоном брошен, когда мой корабль сокрушительным громом

[250]   Зевс поразил посреди беспредельно-пустынного моря.

            Спутников всех (поглотила их бездна) тогда я утратил.

            Сам же, на киле разбитого судна, обхваченном мною,

            Девять носившися дней по волнам, на десятый с наставшей

            Ночью на остров Огигию выброшен был, где Калипсо,

[255]   Светлокудрявая нимфа, живет. И, приют благосклонно

            Дав мне, богиня меня угощала, кормила, хотела

            Мне, наконец, даровать и бессмертье и вечную младость.

            Сердца, однако, она моего обольстить не успела.

            Целые семь лет утратил я там, и текли непрестанно

[260]   Слезы мои на одежды, мне данные нимфой бессмертной.

            Год напоследок осьмой приведен был времен обращеньем;

            Вдруг мне она повелела покинуть свой остров - не знаю,

            Зевса ль она убоялась, сама ль изменилася в мыслях?

            Сел я на крепкосколоченный плот, и она, наделивши

[265]   Хлебом меня, и душистым вином, и нетленной одеждой,

            Следом послала за мной благовеющий ветер попутный.

            Дней совершилось семнадцать с тех пор, как пустился я в море;

            Вдруг на осьмнадцатый видима стала вдали над водами

            Ваша земля, и во мне оживилося милое сердце,

[270]   Столь несказанно страдавшее. Много, однако, еще мне

            Бед колебатель земли Посейдон непреклонный готовил:

            Ветры подняв, заградил предо мной он дорогу, и море

            Все беспредельное вдруг затревожилось; был я не в силах,

            Жалобно стонущий, судном владеть на взволнованной бездне:

[275]   Буря его изломала в куски, и, в кипящую влагу

            Бросясь, пустился я вплавь: напоследок примчали

            К вашему брегу меня многошумные ветры и море;

            Гибели б мне не избегнуть, когда б на утесистый берег

            Был я волною, скалами его отшибаемой, кинут:

[280]   Силы напрягши, я в сторону поплыл и скоро достигнул

            Устья реки - показалось то место приютным, там острых

            Не было камней, там всюду от ветров являлась защита;

            На берег вышед, в бессилие впал я; божественной ночи

            Тьма наступила; тогда, удалясь от потока, небесным,

[285]   Зевсом рожденного, я приютился в кустах и в опадших

            Спрятался листьях; и сон бесконечный послали мне боги.

            Там под защитою листьев, с печалию милого сердца,

            Проспал всю ночь я, все утро и за полдень долго;

            Солнце садилось, когда усладительный сон мой был прерван:

[290]   Дев, провожавших царевну твою, я увидел на бреге;

            С нею, подобные нимфам, они, там резвяся, играли.

            К ней обратил я молитву, и так поступила разумно

            Юная царская дочь, как немногие с ней одинаких

            Лет поступить бы могли, - молодежь рассудительна редко.

[295]   Сладкой едой и вином искрометным меня подкрепивши,

            Мне искупаться в потоке велела она и одежду

            Эту дала мне. Я кончил, поистине все рассказав вам".

            Он умолкнул. Ему Алкиной отвечал благосклонно:

            "Странник, гораздо б приличнее было для дочери нашей,

[300]   Если б она пригласила тебя за собою немедля

            Следовать в дом наш: к ней первой ты с просьбой своей обратился".

            Так он сказал, и ему возразил Одиссей хитроумный:

            "Царь благородный, не делай упреков разумной царевне;

            Следовать мне за собою она предложила немедля;

[305]   Я ж отказался - мне было бы стыдно; при том же подумал

            Я, что, меня с ней увидя, на нас ты разгневаться мог бы:

            Скоро всегда раздражаемся мы, земнородные люди".

            Царь Алкиной, возражая, ответствовал так Одиссею:

            "Странник, в груди у меня к безрассудному гневу такому

[310]   Сердце несклонно; приличие ж должно во всем наблюдать нам.

            Если б - о Дий громовержец! о Феб Аполлон! о Афина! -

            Если б нашелся подобный тебе, в помышленьях со мною

            Сходный, супруг Навсикае, возлюбленный зять мне, и если б

            Здесь поселился он... Дом и богатства бы дал я, когда бы

[315]   Волей ты с нами остался; насильно же здесь иноземца

            Мы не задержим, то было бы Зевсу отцу неугодно.

            Твой же отъезд я устрою, чтоб было тебе то известно,

            Завтра: ты, сладкому отдыху мирно предавшися, будешь

            Сонный в спокойном безветрии плыть и достигнешь

[320]   В землю отцов иль в иную какую желанную землю,

            Сколь бы она ни лежала далеко, хотя бы в Евбею,

            Дале которой уж нет ничего, по сказанью отважных

            Наших пловцов, с златовласым туда Радамантом ходивших, -

            Тития, сына Земли, посетил он и, сколь ни далек был

[325]   Путь по глубокому морю, его без труда совершили

            В сутки они, до Евбеи доплыв и назад возвратившись.

            Сам ты узнаешь, как быстры у нас корабли, как отважно

            Веслами море браздят мореходцы мои молодые".

            Так он сказал; пролилося веселие в грудь Одиссея;

[330]   Голос возвысивши свой, произнес он такую молитву:

            "Дий, наш отец, да исполнится все, что теперь обещал мне

            Царь Алкиной, и да будет всегда на земле плодоносной

            Слава ему! А меня проводи безопасно в отчизну".

            Так говорили о многом они, собеседуя сладко.

[335]   Тою порой повелела царица Арета рабыням

            В сенях поставить кровать, на нее положить пурпуровый

            Мягкий тюфяк и богатый ковер разостлать; на ковер же

            Теплым покровом для тела косматую мантию бросить.

            Факелы взявши, пошли из столовой рабыни; когда же

[340]   Было совсем приготовлено мягко-упругое ложе,

            Близко они подошед к Одиссею, ему доложили:

            "Странник, иди почивать; для тебя приготовлено ложе".

            Радостно было усталому гостю призванье к покою;

            Сладко-целительный сон, наконец, он вкусил безмятежно,

[345]   В звонко-пространных сенях на кровать прорезную возлегши.

            Скоро и царь Алкиной, с ним простяся, во внутренней спальне

            Лег на постель и заснул близ супруги своей благонравной.

 

 Примечания к Песни Седьмой:

Стих 86. Медные стены – то есть стены, изнутри отделанные медными пластинками; такое же значение имеют и «золотые двери», и «медный порог».

Стих 87. Лазоревая сталь – особая эмаль, сплав стекла и меди, имевший темно-синий цвет и употреблявшийся в микенскую эпоху. В ту пору железо только начало заменять бронзу и медь, и упоминания о нем в «Одиссее» редки.

Стих 90. Князь – дверной косяк.

Стихи 98-99. …садилися чином на этих лавках… – Жуковский вносит в «Одиссею» черты русской старины: старорусское понятие «чина» чуждо гомеровским представлениям, да и вместо лавок у Гомера упоминаются кресла.

Стих 113. Сад, обведенный отвсюду высокой оградой… – Не говоря о волшебных свойствах сада Алкиноя, слушателя поэмы должно было поразить уже наличие сада возле самого дворца: ведь в реальных дворцах басилевсов гомеровской эпохи, громоздившихся на тесном пространстве, обнесенном высокими стенами, места для сада не оставалось.
Еще в классическую эпоху греки удивлялись обширному дворцовому парку персидского царя.

Стих 137. Зоркому богу… вином возлиянье… – Греки перед отходом ко сну обращались с молитвой к Гермесу – божеству, посылающему сон.

Стих 153. …к огню очага подошел он и сел там на пепле. – Очаг – священное место в доме, средоточие культа домашних богов.

Стих 321. Эвбея – является самым дальним островом лишь для малоазиатских греков; для европейской Греции Эвбея – ближайший остров.

 

ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ

Краткое содержание Песни Восьмой, составленное В. Жуковским:

Алкиной,   предложив   собравшимся   на   площади   гражданам  устроить отправление  Одиссея в его отечество, приглашает вельмож и людей корабельных к  себе  на  обед.  Пение  Демодока во время пира. Потом игры: бег, бросание диска,  борьба, кулачный бой. Одиссей, оскорбленный Евриалом, бросает камень и  всех  изумляет своею силою. Пляска, во время которой Демодок поет об Арее и  Афродите.  Все  возвращаются  во  дворец.  Одиссей  одарен  изобильно. За вечернею   трапезою  Демодок  поет  о  коне  деревянном  и  подвигах  вождей ахейских.  Песнь его извлекает слезы из очей Одиссея; царь Алкиной вопрошает плачущего   о   причине  его  скорби  и  просит,  чтобы  он  рассказал  свои приключения.

 

            Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос -

            Мирный покинула сон Алкиноева сила святая;

            Встал и божественный муж Одиссей, городов сокрушитель.

            Царь Алкиной многовластный повел знаменитого гостя

[5]     На площадь, где невдали кораблей феакийцы сбирались.

            Сели, пришедши, на гладко обтесанных камнях друг с другом

            Рядом они. Той порою Паллада Афина по улицам града,

            В образ облекшись глашатая царского, быстро ходила;

            Сердцем заботясь о скором возврате домой Одиссея,

[10]    К каждому встречному ласково речь обращала богиня:

            "Вы, феакийские люди, вожди и владыки, скорее

            На площадь все соберитесь, дабы иноземца, который

            В дом Алкиноя премудрого прибыл вчера, там увидеть:

            Бурей к нам брошенный, богу он образом светлым подобен".

[15]    Так говоря, возбудила она любопытное рвенье.

            В каждом, и скоро наполнилась площадь народом; и сели

            Все по местам. С удивленьем великим они обращали

            Взор на Лаэртова сына: ему красотой несказанной

            Плечи одела Паллада, главу и лицо озарила,

[20]    Стан возвеличила, сделала тело полнее, дабы он

            Мог приобресть от людей феакийских приязнь и вселил в них

            Трепет почтительный мужеской силой на играх, в которых

            Им испытать надлежало его, отличась пред народом.

            Все собралися они, и собрание сделалось полным.

[25]    Тут, обратяся к ним, царь Алкиной произнес: "Приглашаю

            Выслушать слово мое вас, людей феакийских, дабы я

            Высказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.

            Гость иноземный - его а не знаю; бездомно скитаясь,

            Он от восточных народов сюда иль от западных прибыл -

[30]    Молит о том, чтоб ему помогли мы достигнуть отчизны.

            Мы, сохраняя обычай, молящему гостю поможем;

            Ибо еще ни один чужеземец, мой дом посетивший,

            Долго здесь, плача, не ждал, чтоб его я услышал молитву.

            Должно спустить на священные воды корабль чернобокий,

[35]    В море еще не ходивший; потом изберем пятьдесят два

            Самых отважных меж лучшими здесь молодыми гребцами;

            Весла к скамьям прикрепив корабельным, пускай соберутся

            В царских палатах они и поспешно себе на дорогу

            Вкусный обед приготовят; я всех их к себе приглашаю.

[40]    Так от меня объявите гребцам молодым; а самих вас,

            Скиптродержавных владык и судей, я прошу в мой пространный

            Дом, чтоб со мною, как следует, там угостить иноземца;

            Всех вас прошу, отказаться не властен никто; позовите

            Также певца Демодока: дар песней приял от богов он

[45]    Дивный, чтоб все воспевать, что в его пробуждается сердце".

            Кончив, пошел впереди он; за ним все судьи и владыки

            Скиптродержавные; звать Понтоной побежал Демодока.

            Скоро по воле царя пятьдесят два гребца, на отлогом

            Бреге бесплодносоленого моря собравшися, вместе

[50]    К ждавшему их на песке кораблю подошли, совокупной

            Силою черный корабль на священные сдвинули воды,

            Подняли мачты, устроили все корабельные снасти,

            В крепкоременные петли просунули длинные весла,

            Должным порядком потом паруса утвердили. Отведши

[55]    Легкий корабль на открытое взморье, они собралися

            Все во дворце Алкиноя, царем приглашенные. Скоро

            Все переходы палат, и дворы, и притворы народом

            Сделались полны - там были и юноши, были и старцы.

            Жирных двенадцать овец, двух быков криворогих и восемь

[60]    Остроклычистых свиней Алкиной повелел им зарезать;

            Их ободрав, изобильный обед приготовили гости.

            Тою порой с знаменитым певцом Понтоной возвратился;

            Муза его при рождении злом и добром одарила:

            Очи затмила его, даровала за то сладкопенье.

[65]    Стул среброкованый подал певцу Понтоной, и на нем он

            Сел пред гостями, спиной прислоняся к колонне высокой.

            Лиру слепца на гвозде над его головою повесив,

            К ней прикоснуться рукою ему - чтоб ее мог найти он -

            Дал Понтоной, и корзину с едою принес, и подвинул

[70]    Стол и вина приготовил, чтоб пил он, когда пожелает.

            Подняли руки они к предложённой им пище: когда же

            Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,

            Муза внушила певцу возгласить о вождях знаменитых,

            Выбрав из песни, в то время везде до небес возносимой,

[75]    Повесть о храбром Ахилле и мудром царе Одиссее,

            Как между ними однажды на жертвенном пире великом

            Распря в ужасных словах загорелась и как веселился

            В духе своем Агамемнон враждой знаменитых ахеян:

            Знаменьем добрым ему ту вражду предсказал Аполлонов

[80]    В храме Пифийском оракул, когда через каменный праг он

            Бога спросить перешел, - а случилось то в самом начале

            Бедствий, ниспосланных богом богов на троян и данаев.

            Начал великую песнь Демодок; Одиссей же, своею

            Сильной рукою широкопурпурную мантию взявши,

[85]    Голову ею облек и лицо благородное скрыл в ней.

            Слез он своих не хотел показать феакийцам. Когда же,

            Пенье прервав, сладкогласный на время умолк песнопевец,

            Слезы отерши, он мантию снял с головы и, наполнив

            Кубок двудонный вином, совершил возлиянье бессмертным.

[90]    Снова запел Демодок, от внимавших ему феакиян,

            Гласом его очарованных, вызванный к пенью вторично;

            Голову мантией снова облек Одиссей, прослезяся.

            Были другими его не замечены слезы, но мудрый

            Царь Алкиной их заметил и понял причину их, сидя

[95]    Близ Одиссея и слыша скорбящего тяжкие вздохи.

            Он феакиянам веслолюбивым сказал: "Приглашаю

            Выслушать слово мое вас, судей и вельмож феакийских;

            Душу свою насладили довольно мы вкуснообильной

            Пищей и звуками лиры, подруги пиров сладкогласной;

[100]   Время отсюда пойти нам и в мужеских подвигах крепость

            Силы своей оказать, чтоб наш гость, возвратяся, домашним

            Мог возвестить, сколь других мы людей превосходим в кулачном

            Бое, в борьбе утомительной, в прыганье, в беге проворном".

            Кончив, поспешно пошел впереди он, за ним все другие.

[105]   Звонкую лиру приняв и повесив на гвоздь, Демодока

            За руку взял Понтоной и из залы пиршественной вывел;

            Вслед за другими, ведя песнопевца, пошел он, чтоб видеть

            Игры, в которых хотели себя отличить феакийцы.

            На площадь все собралися: толпой многочисленно-шумной

[110]   Там окружил их народ. Благородные юноши к бою

            Вышли из сонма его: Акроней, Окиал с Элатреем,

            Навтий, Примней, Анхиал, Эретмей с Анабесионеем;

            С ними явились Понтей, Прореон и Фоон с Амфиалом,

            Сыном Полиния, внуком Тектона; пристал напоследок

[115]   К ним и младой Евриал, Навболит, равносильный Арею:

            Всех феакиян затмил бы чудесной своей красотой он,

            Если б его самого не затмил Лаодам беспорочный.

            К ним подошли, наконец, Лаодам, Галионт с богоравным

            Клитонеоном - три бодрые сына царя Алкиноя.

[120]   Первые в беге себя испытали они. Устремившись

            С места того, на котором стояли, пустилися разом,

            Пыль подымая, они через поприще: всех был проворней

            Клитонеон благородный - какую по свежему полю

            Борозду плугом два мула проводят, настолько оставив

[125]   Братьев своих назади, возвратился он первый к народу.

            Стали другие в борьбе многотрудной испытывать силу:

            Всех Евриал одолел, превзошедши искусством и лучших.

            В прыганье был Анхиал победителем. Тяжкого диска

            Легким бросаньем от всех Эретмей отличился. В кулачном

[130]   Бое взял верх Лаодам, сын царя Алкиноя прекрасный.

            Тут, как у всех уж довольно насытилось играми сердце,

            К юношам речь обративши, сказал Лаодам, Алкиноев

            Сын: "Не прилично ли будет спросить нам у гостя, в каких он

            Играх способен себя отличить? Он не низкого роста,

[135]   Голени, бедра и руки его преисполнены силы,

            Шея его жиловата, он мышцами крепок; годами

            Также не стар; но превратности жизни его изнурили.

            Нет ничего, утверждаю, сильней и губительней моря;

            Крепость и самого бодрого мужа оно сокрушает".-

[140]   "Умным, - сказал, отвечая на то, Евриал Лаодаму, -

            Кажется мне предложенье твое, Лаодам благородный.

            Сам подойди к иноземному гостю и сделай свой вызов".

            Сын молодой Алкиноя, слова Евриала услышав,

            Вышел вперед и сказал, обратяся к царю Одиссею:

[145]   "Милости просим, отец иноземец; себя покажи нам

            В играх, в каких ты искусен, - но, верно, во всех ты искусен, -

            Бодрому мужу ничто на земле не дает столь великой

            Славы, как легкие ноги и крепкие мышцы, яви же

            Силу свою нам, изгнав из души все печальные думы.

[150]   Путь для тебя уж теперь недалек; уж корабль быстроходный

            С берега сдвинут, и наши готовы к отплытию люди".

            Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

            "Друг, не обидеть ли хочешь меня ты своим предложеньем?

            Мне не до игр: на душе несказанное горе; довольно

[155]   Бед испытал и немало великих трудов перенес я;

            Ныне ж, крушимый тоской по отчизне, сижу перед вами,

            Вас и царя умоляя помочь мне в мой дом возвратиться".

            Но Евриал Одиссею ответствовал с колкой насмешкой:

            "Странник, я вижу, что ты не подобишься людям, искусным

[160]   В играх, одним лишь могучим атлетам приличных; конечно,

            Ты из числа промышленных людей, обтекающих море

            В многовесельных своих кораблях для торговли, о том лишь

            Мысля, чтоб, сбыв свой товар и опять корабли нагрузивши,

            Боле нажить барыша: но с атлетом ты вовсе несходен".

[165]   Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей благородный:

            "Слово обидно твое; человек ты, я вижу, злоумный.

            Боги не всякого всем наделяют: не каждый имеет

            Вдруг и пленительный образ, и ум, и могущество слова;

            Тот по наружному виду внимания мало достоин -

[170]   Прелестью речи зато одарен от богов; веселятся

            Люди, смотря на него, говорящего с мужеством твердым

            Или с приветливой кротостью; он украшенье собраний;

            Бога в нем видят, когда он проходит по улицам града.

            Тот же, напротив, бессмертным подобен лица красотою,

[175]   Прелести ж бедное слово его никакой не имеет

            Так и твоя красота беспорочна, тебя и Зевес бы

            Краше не создал; зато не имеешь ты здравого смысла.

            Милое сердце в груди у меня возмутил ты своею

            Дерзкою речью. Но я не безопытен, должен ты ведать,

[180]   В мужеских играх; из первых бывал я в то время, когда мне

            Свежая младость и крепкие мышцы служили надежно.

            Ныне ж мои от трудов и печалей истрачены силы;

            Видел немало я браней и долго среди бедоносных

            Странствовал вод, но готов я себя испытать и лишенный

[185]   Сил; оскорблен я твоим безрассудно-ругательным словом".

            Так отвечав, поднялся он и, мантии с плеч не сложивши,

            Камень схватил - он огромней, плотней и тяжеле всех дисков,

            Брошенных прежде людьми феакийскими, был; и с размаха

            Кинул его Одиссей, жиловатую руку напрягши;

[190]   Камень, жужжа, полетел; и под ним до земли головами

            Веслолюбивые, смелые гости морей, феакийцы

            Все наклонились; а он далеко через все перемчался

            Диски, легко улетев из руки; и Афина под видом

            Старца, отметивши знаком его, Одиссею сказала:

[195]   "Странник, твой знак и слепой различит без ошибки, ощупав

            Просто рукою; лежит он отдельно от прочих, гораздо

            Далее всех их. Ты в этом бою победил; ни один здесь

            Камня ни дале, ни так же далеко, кaк ты, не способен

            Бросить". От слов сих веселье проникло во грудь Одиссея.

[200]   Радуясь тем, что ему хоть один благосклонный в собранье

            Был судия, с обновленной душой он сказал предстоявшим:

            "Юноши, прежде добросьте до этого камня; за вами

            Брошу другой я и столь же далеко, быть может и дале.

            Пусть все другие, кого побуждает отважное сердце,

[205]   Выйдут и сделают опыт: при всех оскорбленный, я ныне

            Всех вас на бой рукопашный, на бег, на борьбу вызываю;

            С каждым сразиться готов я - с одним не могу Лаодамом:

            Гость я его - подыму ли на друга любящего руку?

            Тот неразумен, тот пользы своей различать не способен,

[210]   Кто на чужой стороне с дружелюбным хозяином выйти

            Вздумает в бой; несомненно себе самому повредит он.

            Но меж другими никто для меня не презрителен, с каждым

            Рад я схватиться, чтоб силу мою, грудь на грудь, испытать с ним.

            Знайте, что я ни в каком не безопытен мужеском бое.

[215]   Гладким луком и самым тугим я владею свободно:

            Первой стрелой поражу я на выбор противника в тесном

            Сонме врагов, хоть кругом бы меня и товарищей много

            Было и меткую каждый стрелу на врага бы нацелил.

            Только одним Филоктетом бывал я всегда побеждаем

[220]   В Трое, когда мы, ахейцы, там, споря, из лука стреляли.

            Но утверждаю, что в этом искусстве со мной ни единый

            Смертный, себя насыщающий хлебом, сравниться не может;

            Я не дерзнул бы, однако, бороться с героями древних

            Лет, ни с Гераклом, ни с Евритом, метким стрелком эхалийским;

[225]   Спорить они и с богами в искусстве своем не страшились;

            Еврит великий погиб от того; не достиг он глубокой

            Старости в доме семейном своем; раздражив Аполлона

            Вызовом в бой святотатным, он из лука был им застрелен.

            Дале копьем я достигнуть могу, чем другие стрелою;

[230]   Может случиться, однако, что кто из людей феакийских

            В беге меня победит: окруженный волнами, я силы

            Все истощил, на неверном плоту не вкушая столь долго

            Пищи, покоя и сна; и мои все разрушены члены".

            Так он сказал; все кругом неподвижно хранили молчанье.

[235]   Но Алкиной, возражая, ответствовал так Одиссею:

            "Странник, ты словом своим не обидеть нас хочешь; ты только

            Всем показать нам желаешь, какая еще сохранилась

            Крепость в тебе; ты разгневан безумцем, тебя оскорбившим

            Дерзкой насмешкой, - зато ни один, говорить здесь привыкший

[240]   С здравым рассудком, ни в чем не помыслит тебя опорочить.

            Выслушай слово, однако, мое со вниманьем, чтоб после

            Дома его повторить при друзьях благородных, когда ты,

            Сидя с женой и детьми за веселой семейной трапезой,

            Вспомнишь о доблестях наших и тех дарованьях, какие

[245]   Нам от отцов благодатью Зевеса достались в наследство.

            Мы, я скажу, ни в кулачном бою, ни в борьбе не отличны;

            Быстры ногами зато несказанно и первые в море;

            Любим обеды роскошные, пение, музыку, пляску,

            Свежесть одежд, сладострастные бани и мягкое ложе.

[250]   Но пригласите сюда плясунов феакийских; зову я

            Самых искусных, чтоб гость наш, увидя их, мог, возвратяся

            В дом свой, там всем рассказать, как других мы людей превосходим

            В плаванье по морю, в беге проворном, и в пляске, и в пенье.

            Пусть принесут Демодоку его звонкогласную лиру;

[255]   Где-нибудь в наших пространных палатах ее он оставил".

            Так Алкиной говорил, и глашатай, его исполняя

            Волю, поспешно пошел во дворец за желаемой лирой.

            Судьи, в народе избранные, девять числом, на средину

            Поприща, строгие в играх порядка блюстители, вышли,

[260]   Место для пляски угладили, поприще сделали шире.

            Тою порой из дворца возвратился глашатай и лиру

            Подал певцу: пред собранье он выступил; справа и слева

            Стали цветущие юноши, в легкой искусные пляске.

            Топали в меру ногами под песню они; с наслажденьем

[265]   Легкость сверкающих ног замечал Одиссей и дивился.

            Лирой гремя сладкозвучною, пел Демодок вдохновенный

            Песнь о прекраснокудрявой Киприде и боге Арее:

            Как их свидание первое в доме владыки Гефеста

            Было; как, много истратив богатых даров, опозорил

[270]   Ложе Гефеста Арей, как открыл, наконец, все Гефесту

            Гелиос зоркий, любовное их подстерегши свиданье.

            Только достигла обидная весть до Гефестова слуха,

            Мщение в сердце замыслив, он в кузнице плаху поставил,

            Крепко свою наковальню уладил на ней и проворно

[275]   Сети сковал из железных, крепчайших, ничем не разрывных

            Проволок. Хитрый окончивши труд и готовя Арею

            Стыд, он пошел в тот покой, где богатое ложе стояло.

            Там он, сетями своими опутав подножье кровати,

            Их на нее опустил с потолка паутиною тонкой;

[280]   Были не только невидимы оку людей, но и взорам

            Вечных богов неприметны они: так искусно сковал их,

            Мщенье готовя, Гефест. Западню перед ложем устроив,

            Он притворился, что путь свой направил в Лемнос, крепкозданный

            Город, всех боле других городов на земле им любимый.

[285]   Зорко за ним наблюдая, Арей златоуздный тогда же

            Сведал, что в путь свой Гефест, многославный художник, пустился.

            Сильной любовью к прекрасновенчанной Киприде влекомый,

            В дом многославного бога художника тайно вступил он.

            Зевса отца посетив на высоком Олимпе, в то время

[290]   Дома одна, отдыхая, сидела богиня. Арей, подошедши,

            За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей:

            "Милая, час благосклонен, пойдем на роскошное ложе;

            Муж твой Гефест далеко; он на остров Лемнос удалился,

            Верно к суровым синтийям, наречия грубого людям".

[295]   Так он сказал, и на ложе охотно легла с ним Киприда.

            Мало-помалу и он и она усыпились. Вдруг сети

            Хитрой Гефеста работы, упав, их схватили с такою

            Силой, что не было средства ни встать им, ни тронуться членом;

            Скоро они убедились, что бегство для них невозможно;

[300]   Скоро и сам, не свершив половины пути, возвратился

            В дом свой Гефест многоумный, на обе хромающий ноги:

            Гелиос зоркий его обо всем известить не замедлил.

            В дом свой вступивши с печалию милого сердца, поспешно

            Двери Гефест отворил, и душа в нем наполнилась гневом;

[305]   Громко он начал вопить, чтоб его все услышали боги:

            "Дий вседержитель, блаженные, вечные боги, сверитесь

            Тяжкообидное, смеха достойное дело увидеть:

            Как надо мной, хромоногим, Зевесова дочь Афродита

            Гнусно ругается, с грозным Ареем, губительным богом,

[310]   Здесь сочетавшись. Конечно, красавец и тверд на ногах он;

            Я ж от рождения хром - но моею ль виною? Виновны

            В том лишь родители. Горе мне, горе! Зачем я родился?

            Вот посмотрите, как оба, обнявшися нежно друг с другом,

            Спят на постели моей. Несказанно мне горько то видеть.

[315]   Знаю, однако, что так им в другой раз заснуть не удастся;

            Сколь ни сильна в них любовь, но, конечно, охота к такому

            Сну в них теперь уж прошла: не сниму с них дотоле я этой

            Сети, пока не отдаст мне отец всех богатых подарков,

            Им от меня за невесту, бесстыдную дочь, полученных.

[320]   Правда, прекрасна она, но ее переменчиво сердце".

            Так он сказал. Той порой собрались в медностенных палатах

            Боги; пришел Посейдон земледержец; пришел дароносец

            Эрмий; пришел Аполлон, издалека разящий стрелами;

            Но, сохраняя пристойность, богини осталися дома.

[325]   В двери вступили податели благ, всемогущие боги:

            Подняли все они смех несказанный, увидя, какое

            Хитрое дело ревнивый Гефест совершить умудрился.

            Глядя друг на друга, так меж собою они рассуждали:

            "Злое не впрок; над проворством здесь медленность верх одержала;

[330]   Как ни хромает Гефест, но поймал он Арея, который

            Самый быстрейший из вечных богов, на Олимпе живущих.

            Хитростью взял он; достойная мзда посрамителю брака".

            Так говорили, друг с другом беседуя, вечные боги.

            К Эрмию тут обратившись, сказал Аполлон, сын Зевеса:

[335]   "Эрмий, Кронионов сын, благодатный богов вестоносец,

            Искренне мне отвечай, согласился ль бы ты под такою

            Сетью лежать на постели одной с золотою Кипридой?"

            Зоркий убийца Аргуса ответствовал так Аполлону:

            "Если б могло то случиться, о царь Аполлон стреловержец,

[340]   Сетью тройной бы себя я охотно опутать дозволил,

            Пусть на меня бы, собравшись, богини и боги смотрели,

            Только б лежать на постели одной с золотою Кипридой!"

            Так отвечал он; бессмертные подняли смех несказанный.

            Но Посейдон не смеялся; чтоб выручить бога Арея,

[345]   К славному дивным искусством Гефесту он, голос возвысив,

            С просьбой своей обратился и бросил крылатое слово:

            "Дай им свободу; ручаюсь тебе за Арея; как сам ты

            Требуешь, все дополна при бессмертных богах он заплатит".

            Бог хромоногий Гефест, отвечая, сказал Посейдону:

[350]   "Нет, от меня, Посейдон земледержец, того ты не требуй.

            Знаешь ты сам, что всегда неверна за неверных порука.

            Чем же тебя, всемогущий, могу я к уплате принудить,

            Если свободный Арей убежит и платить отречется?"

            Богу Гефесту ответствовал так Посейдон земледержец:

[355]   "Если могучий Арей, чтоб не быть принужденным к уплате,

            Скроется тайно, то все за него заплатить обязуюсь

            Я". Хромоногий Гефест отвечал Посейдону владыке:

            "Воли твоей, Посейдон, не дерзну и не властен отвергнуть".

            С сими словами разрушила цепи Гефестова сила.

[360]   Бог и богиня - лишь только их были разрушены цепи -

            Быстро вскочив, улетели. Во Фракию он удалился;

            Скрылася в Кипр золотая с улыбкой приветной Киприда;

            Был там алтарь ей в Пафосском лесу благовонном воздвигнут;

            Там, искупавши ее и натерши душистым, святое

[365]   Тело одних лишь богов орошающим маслом, Хариты

            Плечи ее облачили одеждою прелести чудной.

            Так воспевал вдохновенный певец. Одиссей благородный

            В сердце, внимая ему, веселился; и с ним веселились

            Веслолюбивые, смелые гости морей, феакийцы,

[370]   Но Алкиной повелел Галионту вдвоем с Лаодамом

            Пляску начать: в ней не мог превосходством никто победить их.

            Мяч разноцветный, для них рукодельным Полибием сшитый,

            Взяв, Лаодам с молодым Галионтом на ровную площадь

            Вышли; закинувши голову, мяч к облакам темно-светлым

[375]   Бросил один; а другой разбежался и, прянув высоко,

            Мяч на лету подхватил, до земли не коснувшись ногами.

            Легким бросаньем мяча в высоту отличась пред народом,

            Начали оба по гладкому лону земли плодоносной

            Быстро плясать; и затопали юноши в меру ногами,

[380]   Стоя кругом, и от топота ног их вся площадь гремела.

            Долго смотрев, напоследок сказал Одиссей Алкиною:

            "Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

            Ты похвалился, что пляскою с вами никто не сравнится;

            Правда твоя; то глазами я видел; безмерно дивлюся".

[385]   Так он сказав, возбудил Алкиноеву силу святую.

            Царь феакиянам веслолюбивым сказал: "Приглашаю

            Выслушать слово мое вас, судей и владык феакийских;

            Разум великий имеет, я вижу, наш гость иноземный;

            Должно ему, как обычай велит, предложить нам подарки;

[390]   Областью нашею правят двенадцать владык знаменитых,

            Праведно-строгих судей; я тринадцатый, главный. Пусть каждый

            Чистое верхнее платье с хитоном и с полным талантом

            Золота нашему гостю в подарок назначит обычный.

            Всё повелите сюда принести и своими руками

[395]   Страннику сдайте, чтоб весел он был за трапезою нашей.

            Ты ж, Евриал, удовольствуй его, перед ним повинившись,

            Дав и подарок: его оскорбил неприличным ты словом".

            Так он сказал, изъявили свое одобренье другие;

            Каждый глашатая в дом свой послал, чтоб подарки принес он.

[400]   Но Евриал, повинуясь, ответствовал так Алкиною:

            "Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

            Я удовольствую гостя, желанье твое исполняя.

            Медный свой меч с рукоятью серебряной в новых

            Чудной работы ножнах из слоновыя кости охотно

[405]   Дам я ему, и, конечно, он дар мой высоко оценит".

            Так говоря, среброкованый меч свой он снял и возвысил

            Голос и бросил крылатое слово Лаэртову сыну:

            "Радуйся, добрый отец иноземец! И если сказал я

            Дерзкое слово, пусть ветер его унесет и развеет;

[410]   Ты же, хранимый богами, да скоро увидишь супругу,

            В дом возвратяся по долгопечальной разлуке с семьею".

            Кончил; ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

            "Радуйся также и ты и, хранимый богами, будь счастлив.

            В сердце ж своем никогда не раскайся, что мне драгоценный

[415]   Меч подарил свой, повинным меня удовольствовав словом".

            Так отвечав, среброкованый меч на плечо он повесил.

            Солнце зашло; все богатые собраны были подарки;

            Их поспешили глашатаи в дом отнести Алкиноев;

            Там сыновья Алкиноя владыки, принявши подарки,

[420]   Отдали матери их, многоумной царице Арете.

            Царь же повел знаменитого гостя со всеми другими

            В дом свой, и сели, пришедши, они на возвышенных креслах.

            Тут, обратяся к царице Арете, сказал благородный

            Царь: "Принеси нам, жена, драгоценнейший самый из многих

[425]   Наших ковчегов, в него положивши и верхнее платье

            С тонким хитоном. Поставьте котел на огонь, вскипятите

            Воду, чтоб гость наш омылся и, все осмотревши подарки,

            Им полученные здесь от людей феакийских, был весел,

            С нами сидя за вечерней трапезой и пенью внимая.

[430]   Я же еще драгоценный кувшин золотой на прощанье

            Дам, чтоб, меня вспоминая, он мог из него ежедневно

            Дома творить возлияние Зевсу и прочим бессмертным".

            Так он сказал, и царица Арета велела рабыням

            Яркий огонь разложить под огромным котлом троеножным.

[435]   Тотчас котел троеножный на ярком огне был поставлен.

            Налили воду в котел и усилили хворостом пламя;

            Чрево сосуда оно обхватило, вода закипела.

            Тою порою Арета прекрасный ковчег из покоев

            Внутренних вынесла гостю; в ковчег положила подарки,

[440]   Золото, ризы и все, что ему феакийские мужи

            Дали; сама ж к ним прибавила верхнее платье с хитоном.

            Кончив, она Одиссею крылатое бросила слово:

            "Кровлей накрыв и тесьмою опутав ковчег, завяжи ты

            Узел, чтоб кто на дороге чего не похитил, покуда

[445]   Будешь покоиться сном ты, плывя в корабле чернобоком".

            То Одиссей богоравный, в бедах постоянный, услышав,

            Кровлей накрыл и тесьмою опутал ковчег и искусный

            Узел (как был научен хитроумной Цирцеею) сделал.

            Тут пригласила его домовитая ключница в баню

[450]   Члены свои оживить омовеньем; и теплой купальне

            Рад был испытанный муж Одиссей, той услады лишенный

            С самых тех пор, как покинул жилище Калипсо, в котором

            Нимфы ему, как бессмертному богу, служили. Когда же

            Тело омыла ему и елеем натерла рабыня,

[455]   Легкий надевши хитон и богатой облекшись хламидой,

            Вышел он свежий из бани и к пьющим гостям в пировую

            Залу вступил. Навсикая царевна, богиня красою,

            Подле столба, потолок подпиравшего залы, стояла.

Фредерик Лейтон - Навсикая

Фредерик Лейтон - Навсикая

 

            Взор изумленный подняв на прекрасного гостя, царевна

[460]   Голос возвысила свой и крылатое бросила слово:

            "Радуйся, странник, но, в милую землю отцов возвратяся,

            Помни меня; ты спасением встрече со мною обязан".

            Юной царевне ответствовал так Одиссей многоумный:

            "О Навсикая, прекрасноцветущая дочь Алкиноя,

[465]   Если мне Геры супруг, громоносный Кронион, дозволит

            В доме отеческом сладостный день возвращенья увидеть,

            Буду там помнить тебя и тебе ежедневно, как богу,

            Сердцем молиться: спасением встрече с тобой я обязан".

            Так отвечав ей, на креслах он сел близ царя Алкиноя.

[470]   Было уж роздано мясо; уж чаши вином наполнялись.

            Тою порой возвратился глашатай с певцом Демодоком,

            Чтимым в народе. Певец посреди светлозданной палаты

            Сел пред гостями, спиной прислонившись к колонне высокой.

            Полную жира хребтовую часть острозубого вепря

[475]   Взявши с тарелки своей (для себя же оставя там боле),

            Царь Одиссей многославный сказал, обратясь к Понтоною:

            "Эту почетную часть изготовленной вкусно веприны

            Дай Демодоку; его и печальный я чту несказанно.

            Всем на обильной земле обитающим людям любезны,

[480]   Всеми высоко честимы певцы; их сама научила

            Пению Муза; ей мило певцов благородное племя".

            Так он сказал, и проворно отнес от него Демодоку

            Мясо глашатай; певец благодарно даяние принял.

            Подняли руки они к приготовленной пище; когда же

[485]   Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,

            Так, обратясь к Демодоку, сказал Одиссей хитроумный:

            "Выше всех смертных людей я тебя, Демодок, поставляю;

            Музою, дочерью Дия, иль Фебом самим наученный,

            Все ты поешь по порядку, что было с ахейцами в Трое,

[490]   Что совершили они и какие беды претерпели;

            Можно подумать, что сам был участник всему иль от верных

            Все очевидцев узнал ты. Теперь о коне деревянном,

            Чудном Эпеоса с помощью девы Паллады созданье,

            Спой нам, как в город он был хитроумным введен Одиссеем,

[495]   Полный вождей, напоследок святой Илион сокрушивших.

            Если об этом по истине все нам, как было, споешь ты,

            Буду тогда перед всеми людьми повторять повсеместно

            Я, что божественным пением боги тебя одарили".

            Так он сказал, и запел Демодок, преисполненный бога:

[500]   Начал с того он, как все на своих кораблях крепкозданных

            В море отплыли данаи, предавши на жертву пожару

            Брошенный стан свой, как первые мужи из них с Одиссеем

            Были оставлены в Трое, замкнутые в конской утробе,

            Как напоследок коню Илион отворили трояне.

[505]   В граде стоял он; кругом, нерешимые в мыслях, сидели

            Люди троянские, было меж ними троякое мненье:

            Или губительной медью громаду пронзить и разрушить,

            Или, ее докативши до замка, с утеса низвергнуть,

            Или оставить среди Илиона мирительной жертвой

[510]   Вечным богам: на последнее все согласились, понеже

            Было судьбой решено, что падет Илион, отворивши

            Стены коню, где ахейцы избранные будут скрываться,

            Черную участь и смерть приготовив троянам враждебным.

Tiepolo. Троянский конь

Tiepolo. Троянский конь

Keith Thompson. Троянский конь

Keith Thompson. Троянский конь

Willy Pogany - Троянский конь

Willy Pogany - Троянский конь

Троянский конь. Средневековая миниатюра

Троянский конь. Средневековая миниатюра

 

            После воспел он, как мужи ахейские в град ворвалися,

[515]   Чрево коня отворив и из темного выбежав склепа;

            Как, разъяренные, каждый по-своему град разоряли,

            Как Одиссей к Деифобову дому, подобный Арею,

            Бросился вместе с божественно-грозным в бою Менелаем.

            Там истребительный бой (продолжал песнопевец) возжегши,

[520]   Он, наконец, победил, подкрепленный великой Палладой.

            Так об ахеянах пел Демодок; несказанно растроган

            Был Одиссей, и ресницы его орошались слезами.

            Так сокрушенная плачет вдовица над телом супруга,

            Падшего в битве упорной у всех впереди перед градом,

[525]   Силясь от дня рокового спасти сограждан и семейство.

            Видя, как он содрогается в смертной борьбе, и, прижавшись

            Грудью к нему, злополучная стонет; враги же, нещадно

            Древками копий ее по плечам и хребту поражая,

            Бедную в плен увлекают на рабство и долгое горе;

[530]   Там от печали и плача ланиты ее увядают.

            Так от печали текли из очей Одиссеевых слезы.

            Всеми другими они незамечены были; но мудрый

            Царь Алкиной их заметил и понял причину их, сидя

            Близ Одиссея и слыша скорбящего тяжкие вздохи.

[535]   Он феакиянам веслолюбивым сказал: "Приглашаю

            Выслушать слово мое вас, судей и владык феакийских.

            Пусть Демодок звонкострунную лиру заставит умолкнуть;

            Здесь он не всех веселит нас ее сладкогласием дивным:

            С тех пор, как пенье божественный начал певец на вечернем

[540]   Нашем пиру, непрестанно глубоко и тяжко вздыхает

            Странник; конечно, прискорбие сердцем его овладело.

            Должен умолкнуть певец, чтоб могли здесь равно веселиться

            Гость наш и все мы; конечно, для нас то приятнее будет.

            Здесь же давно к отправлению в путь иноземца готово

[545]   Все; и подарки уж собраны, данные дружбою нашей.

            Странник молящий не менее брата родного любезен

            Всякому, кто одарен от богов не безжалостным сердцем.

            Ты же теперь, ничего не скрывая, ответствуй на то мне,

            Гость наш, о чем я тебя вопрошу: откровенность похвальна.

[550]   Имя скажи мне, каким и отец твой, и мать, и другие

            В граде твоем и отечестве милом тебя величают.

            Между живущих людей безыменным никто не бывает

            Вовсе; в минуту рождения каждый, и низкий и знатный,

            Имя свое от родителей в сладостный дар получает;

[555]   Землю, и град, и народ свой потом назови, чтоб согласно

            С волей твоей и корабль наш свое направление выбрал;

            Кормщик не правит в морях кораблем феакийским; руля мы,

            Нужного каждому судну, на наших судах не имеем;

            Сами они понимают своих корабельщиков мысли;

[560]   Сами находят они и жилища людей и поля их

            Тучнообильные; быстро они все моря обтекают,

            Мглой и туманом одетые; нет никогда им боязни

            Вред на волнах претерпеть или от бури в пучине погибнуть.

            Вот что, однако, в ребячестве я от отца Навсифоя

[565]   Слышал: не раз говорил он, что бог Посейдон недоволен

            Нами за то, что развозим мы всех по морям безопасно.

            Некогда, он утверждал, феакийский корабль, проводивший

            Странника в землю его, возвращался морем туманным,

            Будет разбит Посейдоном, который высокой горою

[570]   Град наш задвинет. Исполнит ли то Посейдон земледержец,

            Иль не исполнит - пусть будет по воле великого бога!

            Ты же скажи откровенно, чтоб мог я всю истину ведать,

            Где по морям ты скитался? Каких человеков ты земли

            Видел? Светлонаселенные их города опиши нам:

[575]   Были ль меж ними свирепые, дикие, чуждые правды?

            Были ль благие для странника, чтущие волю бессмертных?

            Также скажи, отчего ты так плачешь? Зачем так печально

            Слушаешь повесть о битвах данаев, о Трое погибшей?

            Им для того ниспослали и смерть и погибельный жребий

[580]   Боги, чтоб славною песнею были они для потомков.

            Ты же, конечно, утратил родного у стен илионских,

            Милого зятя иль тестя, которые нашему сердцу

            Самые близкие после возлюбленных сродников кровных?

            Или товарища нежноприветного, кроткого сердцем,

[585]   Там потерял ты? Не менее брата родного любезен

            Нам наш товарищ, испытанный друг и разумный советник".

 Джон Флаксман - Одиссей у царя Алкиноя

Джон Флаксман - Одиссей у царя Алкиноя

 

 Примечания к Песни Восьмой:

Стих 80. В храме Пифийском оракул – в храме Аполлона в Дельфах.

Стихи 111-115. Вышли из сонма его: Акроней, Окиал… – Все имена феакийцев имеют отношение к морскому делу: Акроней – «находящийся впереди корабля», Окиал – «бегущий по морю», Навтий – «корабельщик»; имя Примней происходит от слова «корма», Прореон – от слова «нос корабля», Эретмей – от слова «весло», Понтей – от слова «море»; Амфиал – «приморский», Анабесионей – «всходящий на корабль», Фоон – «быстрый», Полиний – «многокорабельный», Тектон – «кораблестроитель».

Стихи 219-220. Только одним Филоктетом бывал я всегда побеждаем в Трое… – Возможно, эти стихи являются позднейшей вставкой: ведь дальше, в конце этой песни (стихи 577-586), никто еще не знает, что Одиссей принимал участие в походе на Трою.

Стих 318. …пока не отдаст мне отец всех богатых подарков. – Согласно существовавшему праву, муж, которому изменила жена, мог потребовать от ее отца выкуп, уплаченный за нее.