Мишель Мерсье в фильме "Высокая измена" (1964)

Позже я планировала вернуться в Париж и начать кинопробы на роль Анжелики. Между двумя сценами необходимо было подготовиться к будущим прослушиваниям.
Но на итальянских съемках мне приходилось каждый раз сдерживаться, чтобы избавиться от бесконечных приставаний партнера. По роли я носила грубую рубаху и мужские кальсоны, чем он и пользовался. Конечно, по сценарию ему следовало быть ласковым со своей супругой, но ничто не давало ему права тискать меня после того, как гасли прожекторы. Уго Тоньяцци, который часто появлялся в компании Бернара Блие, был в моих глазах великолепным актером и интересным мужчиной, но в то же время ужасным занудой. Я уже имела дело с несносными итальянскими актерами — с одним из них я встретилась на съемках фильма «Чудовища» («Les Monstres») Дино Ризи в сцене, показывающей скверные нравы жителей этого полуострова. Этот эпизод прибавил мне популярности. Я играла замужнюю женщину, пригласившую соседа по лестничной клетке в свою супружескую спальню, чтобы забраться с ним на брачное ложе, пока мой муж смотрел футбольный матч в гостиной. Уго Топьяцци, близорукий, в очках с толстыми линзами, играл мужа. Витторио Гассман был его партнером во всех сценах, кроме нашей, и я не могла оторвать взгляда от его мощных линз.

Уго Топьяцци в фильме "Чудовища" (1964)

Когда я появилась на съемочной площадке, они не отходили от меня ни на шаг. Частично виной тому был мой итальянский агент, получивший предложение и заключивший контракт. Именно он бросил меня в объятия того и другого. Ходили слухи, что они были отъявленные сердцееды. Примечательно, что в Италии актрисы нередко жаловались на своих партнеров-мужчин: у тех была отвратительная привычка щипать и хватать за бока. На съемочной площадке актеры, словно статисты, работали руками как хотели. Особенно им было по нраву то, что тогда в моде были комедии с сексуальными сценами. Их героини носили ночные рубашки или прозрачные комбинации. На киностудии «Чинечитта» все еще ходили слухи о съемках фильма «Клеопатра», где частная охрана была вызвана для того, чтобы следить за статистами, когда мимо них дефилировали облаченные в прозрачные одежды служанки египетской царицы.
Во время съемок фильма «Чудовища», последовавших после «Высокой измены», Витторио Гассман, которого я тогда еще не знала, потому что пока не снималась с ним, ходил возле меня кругами.

Витторио Гассман в фильме "Чудовища" (1964)

В первый же день съемок он присутствовал за кадром, потом пригласил меня к себе что-нибудь выпить. Я приняла его приглашение. На мне было платье, в котором я была на приеме в Италии и поразила сердце иностранного монарха. Честное слово, я совершенно не представляла, что меня ожидало. Это платье было самое шикарное и в то же время самое строгое в моем гардеробе. Я согласилась прийти к Витторио, потому что он произвел на меня большое впечатление. Я видела его в фильме «Фанфарон», где он гениально исполнил свою роль. Мне было жаль, что я не и играла с Гассманом в этой картине Дино Ризи, и я была счастлива, что теперь мне представилась возможность встретиться с ним. Однако я подумала, что у него также будет и Тоньяцци. Когда я пришла, Уго еще не было, а Витторио приготовил кампари с дольками апельсина. Как только я села и начала говорить о кино, он без всякого предупреждения буквально набросился на меня. Я попыталась освободиться, и в потасовке он оторвал мне рукав, потом вновь кинулся на меня. Я продолжала сопротивляться. На этот раз он разорвал подол моего шикарного платья. Практически в лохмотьях мне удалось встать и убежать. К несчастью, в этих обширных апартаментах мне не удалось найти выхода. Я была в отчаянии, мне вовсе не хотелось завязывать интрижку ни с Витторио Гассманом, ни с Тоньяцци, хотя тот и был очаровательным мужчиной, я не забывала, что у меня есть муж, которого я люблю, несмотря ни на что. Случайно я открыла какую-то дверь — это оказался стенной шкаф, где хранились веники и метлы. Повинуясь лишь инстинкту самосохранения, я спряталась в нем и крепко вцепилась руками в перегородку. Начался бессмысленный разговор, который я вела в полнейшей темноте. Конечно же, Витторио был большим любителем женщин, но у него было и другое качество: помимо своих актерских талантов, он оказался очень умным человеком и быстро понял нелепость ситуации. К тому же у меня не было никакого желания провести ночь в этой дыре. Он громко рассмеялся и предложил заключить перемирие. Я пообещала ему, что буду вести себя разумно. Открыв дверь, я выбралась из шкафа. Надо сказать, что теперь я расхохоталась, увидев его стоящим прямо передо мной, растерянным и присмиревшим. Мы прошли в гостиную, выпили кампари и обменялись банальными новостями о кино — над нами летали ангелы. Он проводил меня до двери, а на следующий день я увидела его на съемочной площадке «Чинечитты». Он расцеловал меня в обе щеки, я ответила ему тем же и в течение двух дней вела себя так, будто ничего не произошло. То, что он не обратился ко мне ни с одной репликой, которой не было в сценарии, и казался совершенно непринужденным, значительно облегчило мое положение.
На съемках у меня не было ни одного совместного эпизода с Гассманом, потому что на протяжении всего этого скетча под названием «Опиум для народа», в котором поносилось телевидение, я резвилась в супружеской спальне с соседом по лестничной клетке, тогда как Уго сидел, уткнувшись носом в телевизор. В конечном счете все мы вскоре стали хорошими друзьями.
Хотя я и была на равных с итальянскими актрисами, но не переставала работать. Здесь я чувствовала себя как дома, и мое имя было включено в каталоги агентов — огромные списки иностранных киноактрис. Причем ни в одном из двадцати фильмов, в которых мне пришлось сниматься, я не и играла француженку. Скажем так: я подходила под местный тип красоты, характер моих героинь был иногда немного томный, но в основном живой, я была словоохотливой, совсем не чопорной и раскрепощенной. Успехов в Италии я добилась в предыдущем году, когда приехала из Соединенных Штатов.
Фильмы, в которых я снималась в Италии до 1963 года, создали мне определенную репутацию, но не вознесли к вершине успеха. Я жила и работала в Париже и Голливуде, где со мной стали происходить небывалые вещи. Возвращаясь к этому периоду, когда все для меня изменилось, скажу, что мне было двадцать три года. Я стала довольно известной киноактрисой, хотя начинала свою карьеру, стремясь стать звездой балета в Опере.
Необычайное стечение обстоятельств началось в начале января, в тот день, когда я уезжала из Калифорнии, покидая Голливуд — эту Мекку киноактеров, рассчитывая вернуться в Европу. В Голливуде я жила вместе с мужем, французским режиссером Андре Смаггом. В начале съемок я позвонила ему и попросила приехать как можно скорее. Я чувствовала себя одинокой и потерянной. В конце концов он приехал месяцем позже на пароходе, не имея за душой ни гроша. Мне пришлось оплатить его долги из гонорара, который я получила, снимаясь в очередном фильме. Можно сказать, что я уже не была к нему так сильно привязана, как прежде, и мне хотелось установить некоторую дистанцию между нами, сделав, однако, попытку наладить испорченные отношения.
Стремясь избежать того, что принято называть романтическим и финансовым фиаско и что мопго бы привести к плачевным результатам, я позвонила из гостиницы, расположенной на Беверли-Хиллс, где я остановилась, итальянскому партнеру моего американского агента. Я заявила этому господину Реджиани, что хотела бы покинуть Новый Свет и вернуться в Европу, чтобы оградить себя от безумных и расточительных поступков моего мужа, тем более что его психическое заболевание прогрессировало. Мне хотелось уехать и тотчас возобновить работу, желательно за границей. Реджиани перезвонил и сообщил, что нашел для меня контракт, но приступить к съемкам надо немедленно. Это оказалось в Италии. Для участия в музыкальной комедии киностудия безуспешно искала актрису, умеющую петь и танцевать, а моим партнером должен был стать Витторио Гассман. Я приняла предложение, а это означало, что начать сниматься в Европе нужно было через четыре дня.
Времени оставалось лишь собрать чемоданы и попрощаться с мужем — скорее дорогим, нежели горячо любимым. И вот я уже в самолете, заходящем на посадку в аэропорт Рима. На следующий день необходимо появиться на съемочной площадке. Взяв такси, я доехала до гостиницы «Бари», где уже собралась вся команда. Я проделала сорокавосьмичасовое путешествие, практически не сомкнув глаз. Мы встретились с постановщиком Луиджи Дзампой, который снимал «Летние безумства» («Frénésie de l'été»). Двадцать лет назад я снималась в фильме «Виктор, Виктория», где одна женщина переодевалась в мужчину, который выдавал себя за женщину. Идея воплотить этот образ казалась мне соблазнительной. Я была французской певичкой, парижской девушкой, согласившейся заменить в труппе «Каррузель», полностью состоящей из травести, одну из актрис, уехавших на гастроли. Итак, в роли девчушки, переодевшейся в парня, выдающего себя за девушку, мне приходилось носить очень короткий парик в духе Жанны д’Арк, что вызывало неадекватные чувства и безумное желание у моего партнера. Великий Витторио Гассман вновь входил в мою жизнь благодаря этому фильму. Он изображал командующего батальоном, который участвовал в боевых действиях в этой местности и был безумно увлечен этой травести.
Но проблема состояла в том, что он, как и тогда, был по-прежнему в меня влюблен. Как на экране, так и в жизни. Со дня моего приезда я не знала ни часу покоя. Я любезно поприветствовала его, без всякой холодности, поскольку забыла о досадном инциденте, но без особой радости, так как слишком устала. Витгорио показался мне еще более страстным, чем когда бы то ни было. Добравшись до «Бари», я с трудом доплелась до своей комнаты, чтобы рухнуть на кровать и попытаться заснуть. Заблаговременно я заказала себе салат вместо обеда. Чтобы не вставать, я оставила дверь приоткрытой, официант, уходя, прикроет ее. Я уже начала засыпать, когда почувствовала, что кто-то тихо вошел во тьме в мою комнату. Я собралась встать, чтобы немного перекусить, и скорее почувствовала, нежели увидела, как на меня рухнула огромная масса. Находясь в полусонном состоянии, я все же довольно быстро поняла, что происходит. Тайком проникнув в мою комнату, какой-то мужчина хотел ни много ни мало, как воспользоваться ситуацией, прижимая меня к матрасу, заставляя принять неподвижное положение и целуя меня. Я почувствовала вкус его губ, его язык щекотал мне щеки, он пытался найти мои губы. Внезапно узкая полоска света попала на его лицо, и я поняла, кто был моим ночным визитером. Ну конечно же, Витторио Гассман, использующий всю свою силу и даже не пахнущий алкоголем, продолжал таким образом свои чрезвычайно поспешные маневры по отношению к моей персоне. Как и прежде, он стремился, без всякой меры и осторожности, штурмовать неподдающуюся крепость. Однако я не давала ему ни малейшего повода. Я сочла, что он чрезвычайно нахален, а он тем временем продолжал уже начатое дело. Определенная логика в его поведении, безусловно, присутствовала. Даже если бы я польстилась на его безумную сексуальность, которая проявлялась всякий раз, когда он находился рядом со мной, то я все равно предпочла бы выспаться, нежели биться с этим верзилой, пытавшимся укусить меня за ухо. В тот момент я думала о том, как заснуть в объятиях Морфея, но не Витторио.
Ему захотелось спортивной зарядки, и он ее получил. К тому же с потасовкой. Хотя я и была в полусне, но все-таки защищалась, как дьяволица. Ему это понравилось. Мы катались, словно единое существо, по стеганому одеялу от одного конца кровати к другому. Потом свалились на ковер. Гордость не давала мне закричать. Я отбивалась, как фурия. Удивленный таким сопротивлением со стороны девушки, которая казалась не свирепой, а скорее хрупкой, он ослабил хватку. Я воспользовалась этим, оттолкнула его, вскочила, выбежала в коридор и спряталась в комнате моей служанки Пиньи, сопровождавшей меня во всех поездках. Увидев меня, она хотела закричать и позвать на помощь. Мы услышали шум в коридоре и поняли, что Витторио большими шагами направляется к себе в комнату. Переждав еще какое-то время, Пинья проводила меня до двери. Она хотела остаться со мной, но я отказалась, а после ее ухода предусмотрительно закрыла дверь на ключ.
На следующий лень я встретилась с артистами из труппы «Каррузель», которые должны были стать моими партнерами. Все были очень милы, очаровательны и предупредительны. Они любезно приняли меня в свой круг и принесли кофе. Один из них захотел погадать мне на картах. Я согласилась. Он пообещал, что в «Бари» меня будет ждать важный телефонный звонок, предвещающий встречу с человеком, который изменит всю мою судьбу. Я пожала плечами и сказала, что никто, кроме моего агента, не знает о том, что я спешно покинула Соединенные Штаты и нахожусь в Италии. Это его не смутило, меня — тоже. Но наш разговор был внезапно прерван ассистентом, который сообщил, что меня зовут к телефону. Я не могла в это поверить и решила, что это шутка. Взволнованная — никто не мог бы разыскать меня в этом забытом Богом месте, — я сняла трубку и услышала голос, который сразу не узнала, так как он звучал издалека. То был Клод Бурийо, тот самый фармацевт, которого я встречала раньше, когда сопровождала своего отца на конференции. Его отец был первым помощником канонника Кира, мэра Дижона. А мой дед был первым помощником мэра Ниццы. Это их и сблизило. Я смутно вспоминала, что он рассказывал, как участвовал в Сопротивлении и в семнадцать лет получил награду от генерала де Голля. Кроме того, он был автогонщиком.
Как Бурийо смог разыскать меня, я поняла, когда выяснилось, что он связан с французской контрразведкой. Во время нашего разговора я не переставала удивляться его осведомленности. Он знал (и каким образом?), что мой брак практически рухнул. Он обо всем имел самое полное представление. Это касалось и меня, и других. Он даже рассказал мне о проекте «Анжелика», который начал воплощать его друг Франсис Кон, и пригласил меня в Париж, чтобы попробовать себя в главной роли. «Она для тебя», — категорично заявил Клод и потом не раз повторял эту фразу, напоминая мне каждый день, что само провидение направило меня в «Бари». Он так долго уговаривал меня по телефону, что надоел мне, но в конце концов я сама поверила в его правоту. Энтузиазм Клода был заразителен. Я вновь обрела сон, избавилась от притязаний Витторио Гассмана, который больше не смотрел на меня томным взором, однако на самом деле хотел доказать самому себе, что еще не потерял надежды.
В коротком темном парике, с походкой настоящей травести, в коротких, прямых, облегающих и прозрачных платьях шоу-девушки, я действительно поймала себя на том, что начинаю грезить. После многократных разговоров с моим собеседником и прочтения сценария, который он мне передал, я уже представляла себя с шапкой светлых волос в венецианском духе, с локонами, спадающими на плечи, и в платье из золотой парчи. Решительно, эта Анжелика с суровым характером очень нравилась мне. Я хотела воплотить ее образ во что бы то ни стало. Итак, я согласилась на пробы под руководством знакомого продюсера Клода, который вызвался все организовать. Я твердо верила в удачу. Мне не везло в любви, но я находила счастье в работе. Даже на секунду я не могла представить себе, что упущу этот шанс. Я даже не предполагала, что будет со мной, если пробы окажутся неудачными. Все должно было пройти самым чудесным образом.